Стремление руководствоваться государственными интересами, когда они противоречили интересам контрреформации, характеризовалось католическим лагерем, особенно самим Римом, как «макиавеллизм» в том негативном значении, какое приобрел этот термин со временем и которое совершенно искажало подлинный смысл взглядов великого итальянского мыслителя. В подобном значении термин «макиавеллизм», впрочем, получил самое широкое распространение, в том числе и в протестантских странах. Однако уже в начале XVII века Ф. Бэкон хвалил Макиавелли за описание того, «что люди делают, а не того, что им следует делать». А один из сотрудников кардинала Ришелье (возможно, само «серое преосвященство» - глава его секретной службы отец Жозеф) писал, что «лучший совет, который можно дать в государственных делах, основан на знании самого государства» .
Развитие вековых конфликтов неизбежно вступало вразрез с принципом равновесия сил, поддержание которого все более становилось сознательно преследуемой целью большинства европейских государств. Победы в вековом конфликте могла достигнуть обычно лишь коалиция государств, и эта победа могла существенно приблизить ее к преобладанию в Европе (или на международной арене вообще). Одна эта перспектива обращала страны, ранее стремившиеся лавировать, соблюдать нейтралитет, против побеждавшего лагеря. Не менее важным было, что по мере того, как приближалась - или казалось, что приближалась, - победа и эта победа все более становилась равнозначной утверждению гегемонии ведущей державы в побеждавшем лагере, он сам быстро утрачивал ранее достигнутое единство. Оно все более подрывалось обострением противоречий между составлявшими его государствами.
Таким образом, забота о поддержании равновесия оказывалась несовместимой с военным решением векового конфликта, что приводило и к умножению препятствий, с которыми приходилось сталкиваться лагерю, приближавшемуся к победе, в том числе и в собственных рядах.
В данной связи стоит отметить, что уже накануне Тридцатилетней войны габсбургским лагерем была выдвинута доктрина, получившая через три с половиной столетия за океаном название «теории домино». Руководитель испанской политики герцог Оливарес пытался выдать за чисто оборонительные агрессивные планы Мадрида. Вместе с тем он провозглашал, что возможный успех протестантизма в любой части Земли является покушением на жизненные интересы Испании. Эта теория гласила: «Главная, коренного характера опасность угрожает Милану, Фландрии и Германии. Любой из таких ударов будет роковым для монархии, ибо, если мы потерпим крупные потери в одном из этих районов, остальные ждет та же участь, и вслед за Германией падет Италия, вслед за Италией - Фландрия, потом Индия (т. е. испанские колонии в Западном и Восточном полушариях. - Авт.), Неаполь и Сицилия»8. Такая доктрина могла служить и служила оправданием для любых насильственных действий, для интервенций и захватов, в частности для вмешательства во внутренние дела других стран с помощью методов тайной войны. Другим предлогом было, разумеется, само существование векового конфликта.