Вексель судьбы. Книга 2

Администраторша разбудила меня в десять утра телефонным звонком - оказалось, что в моём номере ещё имеется и телефон! Забегая вперёд скажу, что все мои надежды воспользоваться им для связи с отдалившимся домом оказались тщетными: телефон пропускал звонки только на местные номера, в списке которых не было междугороднего коммутатора, а спустя несколько дней - и перестал работать вовсе.

Буфет в гостинице в день моего приезда был закрыт, завтракать пришлось захваченным из столицы печеньем и надеждой, что чаем я смогу разжиться в тюремной комендатуре.

К моему немалому огорчению, двенадцатицилиндровый “Паккард” утром исчез - наверное, укатил обратно. Это означало для меня не только необходимость добираться до тюрьмы пешком, но и потерю возможности быстро и без помех вернуться в столицу, как только моя миссия принесёт результат. Мой небольшой бюрократический опыт однозначно свидетельствовал, что машина, ждущая у подъезда, и машина, которую требуется заказывать и вызванивать,- две вещи несравнимые.

Прежде чем разыскивать тюрьму, я должен был по имевшемуся у меня адресу навестить местное НКВД. Прохожие подсказали, как дойти до улицы Тургенева, где, предъявив вместо пропуска командировочное, я вскоре имел удовольствие насладиться горячим крепким чаем в приёмной тамошнего начальника. Некоторое время спустя у меня состоялась с ним короткая аудиенция. Он был молчалив и сосредоточен, одет во френч без каких-либо знаков различия и представился лишь фамилией - Фирсанов.

Фирсанов был предупреждён о моём приезде, и равнодушным голосом известил как о чём-то давно решённом и не подлежащим обсуждению, что моя встреча с Раковским состоится только завтра, в понедельник, для чего мне необходимо явиться ровно к десяти утра к коменданту тюрьмы. Тюрьма же располагается неподалёку в центре города, на Казарменной улице. Ни тебе обсуждения плана предстоящей беседы, ни согласования оперативных деталей или спецподдержки - ровным счётом ничего из того, что мы детально и скрупулёзно прорабатывали с Первомайским ради максимального эффекта и успешности моего поручения, мне не было предоставлено.

Разумеется, также не могло быть и речи о выделении для меня автомобиля, в результате чего человек, выполняющий задание самого Сталина, всю оставшуюся часть воскресного дня был вынужден слоняться по пустым орловским улочкам, рискуя угодить под немецкую бомбу или под раздачу местному хулиганью. Очевидно, что Фирсанов получил обо мне только минимум информации, а самолично рассказать ему о сути задания и тем более о ночном разговоре в Ставке я категорически не мог из-за подписки. Одна за другой в голову лезли нехорошие мысли, что мой приезд сюда кем-то просабатирован, при этом образ Первомайского, начинающий немного обрастать демоническими деталями, почему-то упорно не выходил из головы.

Завершив рекогносцировку, дойдя до тюрьмы и вернувшись в гостиницу новым путём через мост, именуемый Мариинским, я узнал к своему огромному разочарованию, что небольшой колхозный рыночек, собирающийся по утрам, закрылся, и купить провизию, чтобы поужинать, до завтрашнего дня негде. Придётся, видимо, подкармливаться в тюремной комендатуре…

15/IX-1941

Утром понедельника за несколько минут до десяти часов, как было условленно, я подошёл к тюремной проходной и сообщил часовому, что меня ждёт начальник тюрьмы. Часовой куда-то позвонил - и вскоре за мной спустился какой-то младший чин (я плохо разбираюсь в знаках различия), в сопровождении которого я вошёл в здание тюремной конторы. В середине длинного коридора я заметил обитую кожей дверь с табличкой “Начальник” и направился было туда, однако сопровождающий покачал головой и повёл меня дальше. В неприметном кабинете, расположенном в тупике, за огромным пустым столом сидел молчаливый русоволосый офицер с грустными голубыми глазами, представившийся “лейтенантом Петровым, оперуполномоченным”. Насколько я сумел уяснить из короткого разговора, именно Петров был назначен ответственным за мою “спецоперацию”.

Я сразу же решил, что после встречи с Раковским пожалуюсь Петрову на своё голодное существование и попрошу, чтобы меня прикрепили к какой-нибудь столовой. Поэтому в комнату, которая была приготовлена для беседы с заключённым, я заходил с острым чувством голода и тайным желанием, чтобы разговор с Раковским завершился поскорее.