"Вексель Судьбы" (книга первая)

-- Хрущёв, конечно, законченный негодяй, -- возразил Борис, -- но люди начали костенеть и разочаровываться немного позже. В семидесятые годы и, особенно, в начале восьмидесятых. А при Хрущёве всё-таки мы полетели в космос.

-- Из того, что я успел прочесть, могу судить, что полетели -- на старых дровах....

-- Ладно, мальчики, давайте закончим этот спор, -- решительно заявила Мария. -- А то мы словно на похоронах. Идеи мертвы, люди мертвы... Ничуть не мертвы! И люди живы! Это же ведь настоящее чудо -- вы явились, как среди ясного неба гром, пришли, откуда никто не приходит, и теперь находитесь здесь, среди нас, со всеми своими эмоциями, переживаниями, со всей вашей верой!.. Чем не чудо? И ведь это чудо не могло произойти просто так. Значит, нам всем что-то предстоит сделать, сделать что-то очень важное. Ведь так? Или я не права?

На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Алексей неторопливо достал сигарету, потеребил её в пальцах, всем своим видом давая понять, что собирается что-то сказать. Однако вскоре он молча положил её на стол и опустил взгляд, словно не находя подходящих слов или не решаясь их произнести.

Затянувшуюся паузу разрядил Петрович:

-- Если мы начнём искать ответ на подобные вопросы, то вскоре все сойдём с ума. И доказывать этот факт не придётся, особенно когда мы с Алексеем получим паспорта и уйдём с нелегального положения. Как только вы кому-то расскажете, что общались с ним, лично знавшим Тухачевского, либо со мной, осенью сорок первого года минировавшим Москву, -- так всех нас быстренько определят на излечение и хорошо, если в одну палату, где мы сможем продолжить обмен мнениями. Поэтому я считаю, что подобные разговоры нужно прекращать и начинать жить настоящим. Мы -- такие же люди, как и вы. Вот ещё немного почитаем современной литературы, освоимся -- и никто больше не скажет, что между нами есть разница.

-- А если мы живы, то продолжат жить и наши идеи, и наши замыслы, -- поддержал товарища Алексей. -- Может быть, со временем это к чему-то приведёт. Интересно только знать -- к чему именно?

Мария слезла с подоконника и направилась к двери, выходящей в коридор.

-- Не одно лишь это интересно, -- сказала она, прислонившись к старому деревянному косяку с потёршейся краской. -- Интересно то, что будет завтра. Что произойдёт в мире, произойдёт у нас в стране, с нами... Каждый прожитый день -- это чудо, и любой неглупый, что-то представляющий собой человек -- тоже чудо. А мы в кои веки собрались в такой замечательной компании -- разве не чудо и это? Поэтому всё -- заканчиваем философию, сегодня -- праздник, и я иду накрывать на стол!

Предложение было более чем уместным, поскольку с самого утра никто не ел. Все перешли в соседнюю комнату, по центру которой был выставлен большой овальный стол, покрытый тёмно-зелёной старинной скатертью. После череды пусть сытных, но сооружённых на скорую руку перекусов на кухне парадный вид этого стола вызывал настоящее предощущение торжества.

Правда, не менее сорока минут пришлось довольствоваться лицезрением пустых тарелок и нетронутых приборов, поскольку заказанные из ресторана блюда никак не везли. Наконец, около семи вечера раздался звонок в дверь, и курьер доставил в квартиру дюжину картонных контейнеров с салатами, холодцом, маринованным грибами и многочисленными мясными деликатесами. Откупорили шампанское, и комната постепенно наполнилась негромким, но не умолкающим ни на секунду шумом дружеского застолья.

Первый тост подняли за праздник, второй выпили за здоровье собравшихся. Выждав необходимую паузу, Борис поинтересовался, не будут ли его гости возражать, если третий тост, следуя традиции, будет провозглашен за Сталина.

Однако на это предложение Здравый ответил, что ему всё равно, а Алексей сказал, что не стоит пить за здоровье того, кого давно нет на земле. Возникла секундная неловкость, которую удалось преодолеть, когда Алексей, поднявшись из-за стола и держа перед собой высокий хрустальный бокал, произнёс: