"Вексель Судьбы" (книга первая)

Он чувствовал сбивчивую трепетность дыхания Ханны на своём плече и по-прежнему сокрушенно думал, что повёл себя как преступник и последний предатель. Господи, где сейчас Мария, что с ней, о чём думает она, видя его исчезновение? Но, с другой стороны, сам он этой встречи не искал, а Ханна буквально его спасла -- ведь неизвестно, где он упал, где бы лежал теперь с изуродованной ногой и разбитым лицом и что бы могли сотворить с ним озверевшие от вседозволенности безумцы, заполонившие этот странный остров... Вот если бы неведомая подруга принесла лекарство и он бы смог встать на ноги! Как мало надо человеку, когда что-то у него летит под откос, какую малость требуется вернуть из того, на что в обычной жизни никто не обращает ни малейшего внимания!

Едва подумав об этом, Алексей сразу же обернулся, желая поблагодарить свою добрую фею -- но вместо уже привычной таинственной улыбки увидел теперь неподвижное, словно маска, лицо Ханны и её глаза, полные слёз.

-- Ханна, что случилось?

Вместо ответа она рухнула на его плечо и громко, в голос, зарыдала. "Ты у меня единственный, -- зашептала она. -- Единственный и последний. Не уходи, пока можешь... Прошу..."

Отринув все сомнения, Алексей бросился её успокаивать и утешать. Понемногу девушка стала приходить в себя. Опасаясь, что подобное может повториться с ней вновь, он решил оставить до лучших времён невесёлые мысли и постарался разговорить свою странную подругу.

Из неожиданного рассказа Ханны он узнал, что несколько лет назад она закончила с отличием инженерный университет в Германии, но так и не сумела найти работу. Чтобы прекратить безуспешные мытарства, Ханна приняла решение вступить в особую программу, о которой Алексею рассказывал Каплицкий. У этой программы нет устоявшегося названия, однако всем известно, что участвующие в ней не только получают достойные должности в лучших корпорациях и государственных институтах, но и формируют элиту западного континента. Ханна подтвердила ранее услышанное Алексеем о невероятных медицинских услугах, делающих жизнь членов клуба здоровой, бодрой и почти вечной, об их невероятном "корпоративном духе" и о творимых этим духом чудесах.

Алексей и раньше догадывался, что цена подобных благ должна быть достаточно высокой. Однако то, что поведала Ханна, повергало в оцепенение: лично ей для перехода с подготовительного уровня на уровень "практический" мало укоренить в своей голове новое мировоззрение -- необходимо и физиологически стать другой, согласившись на ряд необратимых хирургических вмешательств.

-- Операции должны состояться на следующей неделе, -- сказала Ханна. -- Как раз, когда солнце повернёт на зиму и наступят сумерки года, я выйду из госпиталя и больше уже никогда не смогу чувствовать и любить так, как только что чувствовала и любила тебя.

-- Бред... Какие ещё сумерки?...

-- Кто умирает в сумерки года, тот уже никогда не возвращается на землю... Поэтому я должна успеть умереть до того, как утро года закончится, а это произойдёт совсем скоро.

-- Я ничего не понимаю и не верю... Но что же такое они собираются сделать с тобой?

-- Вырежут всё, что Бог дал мне как женщине. Возьмут и вставят что-то своё, я даже не знаю, что именно и откуда, и я превращусь в такую же бесстыжую и нестареющую фурию, что резвятся здесь сегодня. У них ведь особые гормоны... Мои дети появятся на свет из пробирки, я их никогда не увижу и, разумеется, никогда не поинтересуюсь, кто их отец. Если ты, милый, про это не знаешь -- лучше и не пытайся узнать. Просто райская жизнь требует платы.

-- Какая же это к чёрту "райская" жизнь? -- искренне возмутился Алексей.

-- Так все её называют. Просто другая, прежняя жизнь сегодня делается уже почти невозможной. Говорят, людей развелось слишком много! Поэтому в той самой "обычной" жизни я никому не нужна, и будущего там нет.

И, задумавшись на секунду, добавила:

-- Ни для меня, ни для кого. А если честно -- то будущего сегодня нет ни для кого на всей этой планете. Перед рассветом на Wiese der Abschied они начнут сжигать своих мертвецов. Будут жечь тела не только тех, кто в течение года умер или погиб, но и кто добровольно оставил жизнь с помощью обезболивающего укола. Потом каждому из нас отсыплют по горсти их пепла, одну часть которого нужно будет съесть, а другую -- носить в ладанке, как талисман. Хотят, чтобы мы перестали бояться смерти -- ведь если не испытывать ни малейшего страха перед чужой смертью, то воля умершего должна войти в тебя...

-- Мне уже говорили об этом. Но это, кажется, какой-то бред. Ты в это веришь?

-- Я не знаю, мне всё равно. Они хотели научить меня не бояться смерти -- это факт, и я её теперь не боюсь. Но я и не хочу, чтобы они могли забрать себе хоть что-то от меня. Хочу поэтому исчезнуть так, чтобы от меня ничего не осталось -- ни праха, ни записи моих дел и моих мыслей, ни даже моего имени. Ничего!..