– Ты ведь даже не знаешь, зачем все это! – начал он кричать, пытаясь достучаться до разумной моей части. – Все это не ради любопытства, создания оружия или желания быть королями. Была найдена жизнь в одном из астероидов, которых до этого были сотни. Целая группа камней, часть которых удалось получить зондами, и в одном из них была обнаружена жизнь. Обычный на вид цветок в куске льда. Те, кто работал с ним, стали первыми жертвами: ведь это растение стало создавать свою атмосферу, выбрасывая в воздух споры, которые на людей влияют не лучшим образом, – тебе ли не знать как! Все пошло по наклонной, и когда неизвестную жизнь нашли еще в нескольких мелких астероидах, нам дали четкий приказ, – ему тяжело про это говорить, даже я вижу то, с какой болью и сожалением он рассказывает факты истории, – было поручено исследовать эту жизнь в реальном времени, в массах. Представь, что это случится в городе с населением в миллиард людей: какой будет хаос, по сравнению с которым Вектор – детский сад. Человечество должно быть готово к такому, иметь информацию, иметь противоядие и смело пожертвовать тысячами ради миллиардов.
Запись 90
Неизвестно почему, но теперь мы опять вдвоем, и я понимаю, что не особо и заметна разница после временного исчезновения Наоми.
– Почему я ничего не слышал про это до того, как прилетел сюда?
– Издеваешься! Такое бы никогда не разгласили. Особенно с учетом того, что делается ради изучения и создания вакцины против этой заразы. Ты много слышал про какие-либо вообще эксперименты, научные, медицинские, военные? Какой резонанс вызовет это у населения, узнай они обо всем, к тому же появится такая почва для военных противостояний, что лучше и не начинать.
– И все так разом согласились быть участниками и виновниками стольких смертей?
– Сначала все держалось в тайне. Для создания карантина были придуманы разные доводы и отговорки, но, так как все делалось в спешке, из-за просчетов все быстро пошло по швам. И тогда тех, кто принял поставленную задачу, осталось чуть меньше половины из всех работавших здесь. Когда находишься вдалеке от остального человечества, которое не способно понять данную угрозу, отношение к жертвам и цене жизни миллиардов меняется в более объективную сторону. Видишь не людей – видишь цифры.
– Остальные?
– Ну, Вектор они не покинули, – продолжил он через минуту раздумий. – Было предложено как альтернатива выделить небольшой блок, для изучения этой жизни и ее влияния на все, что мы знаем. Привезти сюда тайком смертников, отбросов общества – в общем, кого не жалко, но сложные дебаты о морали и нравственности провалились, не в последнюю очередь из-за времени, что все это могло занять. И забавно то, что ни я, ни даже Миранда не участвовали в этом. Мы лишь последние полтора года управляем всем, собирая по кускам то, что натворили те, кто был здесь.
– Поэтому вас так мало?
– Это долгая и драматичная история. Оглядываясь назад, я понимаю, что нам здесь было гораздо хуже, чем в карантине, в жилых секторах. Ведь там все просто: выживай или умри, да? А тут – среди нормальных людей, чья совесть и моральные принципы непредсказуемы и могут быть опаснее безумия, не говоря уже о том, что мы не сразу научились определять опасный штамм этого вируса.
Его слова – я верю им. Его лицо не лжет, он помнит все – и это сводит его с ума, а не зараза, витающая везде.
– Как ты умудрился встать у руля и почему тебя еще не посадили в пробирку? – спросил я у него.
Тобин явно устал, с каждым словом будто бы возвращается в прошлое, видя по новой известную трагедию, так что было ожидаемо, что вместо ответа он лишь скажет:
– Нам надо идти, если еще хотим прожить хоть день.
Причины, методы, побочные эффекты, а главное – следствие, которое извратило меня, и даже если принять его рассказ за чистую правду, точно ли я готов принять это как оправдание? Ведь именно понимание границ моральности делает животного человеком. Заставить себя простить все эти смерти, зная, что они спасли другие жизни, которых больше, чем можно представить, а проще говоря – все остальные. С первых часов на Векторе я попросту не понимал тех, кто виновен в данном инциденте, в этой трагедии. Я считал их худшими из всех и не мог представить оправдание такому, не мог принять, как такое могли одобрить, – а в итоге все так и оказалось. Много ли я принес пользы, сколько я сделал для спасения людей, неся месть и хаос в память погибшим? Разве я не погубил уже все созданное ради жизни людей, ведомый безумием? Видимо, единственное, что я могу сделать сейчас, – помочь Тобину вывезти антивирус, спасти его и всех людей, чтобы отплатить за свои грехи, созданные погрешностью этого исследования.