Вектор ненависти

Репова же чувствовала себя опозоренной, отчего даже отношения с Вяльцевым дали трещину. Ей совершенно не хотелось видеть коллег, пусть и относившихся к ней сочувственно, но всё же – свидетелей её унижения. Андрей утешал её, старался поддержать, но и с ним не было прежней открытости: Ольга отгораживалась от него. Жившая со своими родителями, она не стала ничего им говорить, отчего приходилось имитировать ежедневный рабочий распорядок: утром уходить из дома и бесцельно слоняться по городу, убивая час за часом. Прежде такое времяпрепровождение показалось бы ей блаженством, теперь же оно не приносило никакого удовольствия. Ольга внушала себе, что нужно наслаждаться солнцем, пробивавшейся зеленью, беззаботно-безоблачным небом, но из этого ничего не выходило, и она сравнивала себя с подвешенным на пружине грузом: в мыслях всплывал один из школьных лабораторных опытов. После обеда она возвращалась домой и запиралась в своей комнате, имитируя учительскую усталость, точнее, за усталость выдавая подавленность. Когда же ощутила, что настало время выбираться из психологической ямы, ей вспомнились слова Андрея: «Нужно самим что-то менять». Что ж, обстоятельства понуждали её к действиям, раз сама она не хотела ничего менять.

Со школой было покончено раз и навсегда – это Ольга решила окончательно. Да и вряд ли куда её взяли бы после увольнения, подробности которого при устройстве в другую школу скрыть не удастся. Оттуда сразу позвонят на прежнее место работы и всё выяснят: Удальцова наверняка не станет ничего скрывать. Требовалось искать альтернативы, и тут-то и возникали трудности: с педагогическим дипломом легко устроиться только в школу. А больше педагоги не нужны нигде. Исподволь Ольга стала приходить к мысли, что, поступив в пединститут, а после устроившись в школу, по наивности совершила ошибку, за которую теперь приходилось расплачиваться растраченными годами, упущенными возможностями. «Сама виновата, – твердила она, словно давила на больной зуб, – была бы умней и активней…» В ней пробудилась злость – исключительно к самой себе. И очень скоро несправедливость Удальцовой перестала её ранить, а однажды утром она подумала о своём увольнении как о неожиданной удаче. «Ведь так и тянула бы лямку до пенсии, если б не дали пинка под зад, – осознала она, удивляясь собственному открытию. – А теперь – ещё не поздно!..»

Жизнь бросила вызов – следовало хоть как-то ответить: начинать заново, пусть и с потерями.

Глава 28

Остаться в школе – невозможно, ждать – глупо и бессмысленно. Следовало действовать. Следовало сделать хоть что-то, чтобы хоть что-то изменить. Настало время осуществить то, о чём Вяльцев мечтал уже несколько месяцев.

Что-то происходило в его отношениях с Ольгой, и он гадал о причинах. Всячески стремясь оказывать ей поддержку, он натолкнулся на замкнутость, преодолевая которую напролом, лишь всё ухудшил: Ольга начала игнорировать его звонки и сообщения. Когда же он наконец вымолил у неё свидание, то был обескуражен её вежливой отстранённостью.

– Как-то ты убеждал меня, – напомнила она, – что в школе делать нечего и лучше оттуда уйти.

– Да? – удивился Вяльцев. – Разве я говорил именно так?

– Ну, выходит, я так запомнила. Но это не важно. Зато теперь я поняла, что свою жизнь нужно устраивать самой.

Эти слова ещё сильней убедили Вяльцева в необходимости решительного шага. Ему захотелось немедленно уйти из школы, сменить работу, иначе вдобавок ко всему ещё и Ольгу потеряет. Он метнулся к Виктору, попросил о срочной встрече. Тот выразил готовность: «Хоть завтра», и это Вяльцева обнадёжило.

При встрече Виктор выказал сочувствие. Дав Вяльцеву выговориться, внимательно выслушав про Ольгу, он вдруг спросил:

– А когда будет выступление твоих кружковцев?

– В эту пятницу. А ты почему спрашиваешь? – удивился Вяльцев, восприняв вопрос как помеху для серьёзного разговора.

– В пятницу… Через три дня, значит… – задумчиво проговорил Виктор.

– Да зачем тебе?..

– Неважно. А насчёт работы я поговорю с кем надо. У нас тут как раз кое-что наклёвывается. Думаю, для тебя вполне подойдёт.

– Спасибо, Виктор! – Вяльцев поблагодарил друга так поспешно, словно боялся, что обещание может само ускользнуть, раствориться в последующих словах. – Я на всё согласен, на любую работу. Лишь бы из школы уйти.

– Ну, а в целом как дела?

Вяльцев скривился, и Виктор понимающе хмыкнул:

– Да, бесправие сейчас полное. Школы чуть не в концлагерь превращают. Металлоискатели на входах. Как будто дети с пистолетами в школу идут. Осталось ещё территорию колючей проволокой обнести и вертухаев с овчарками расставить по периметру. Превратить школу в зону.

– У нас металлоискатель отключили, – сообщил Вяльцев для поддержания беседы. – Установили, а через неделю отключили. Он звонит постоянно, чуть не на каждого второго. Даже на мелочь в кошельке реагирует.

– Вот-вот, зачем только ставили! – подхватил Виктор. – Ладно, давай встретимся послезавтра вечерком, в шесть.

– С радостью, – согласился Вяльцев.

– Давай на пересечении Герцена и Достоевского.

– Ехать далековато…