Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 1

— Тогда чай будет лежать на дне бостонской гавани, — спокойно сказал Дэниел. "Это мы с мистером Горовицем вам обещаем, господа".

Они шли, молча. Только у поворота на Бикон-Хилл Дэниел сказал: "Завтра увидеться не удастся. Отец меня, и Мэтью на целый день в деревню увозит, знакомиться с этим его деловым партнером".

Он вздохнул, и, пожав руку Хаиму, шепнул ему на ухо: "Не ругай ты его так, а то уже чуть не плачет". Юноша обернулся. Посмотрев на брата, что, засунув руки в карманы, разглядывал гавань, Хаим подумал: "Чуть не плачет! Мальчишка, а туда же".

— Он нас всего на два года младше, — мягко сказал Дэниел. "Мирьям ведь тоже — флаг шила".

Хаим посмотрел в сине-зеленые, красивые глаза друга и сердито заметил: "Ты не сравнивай, если бы британцы его поймали…"

— Но ведь не поймали же, — раздался дерзкий, юношеский голос. "И не поймают".

— Язык прикуси, — посоветовал Хаим младшему брату. Вскинув голову, он прислушался: "Всадники какие-то".

Мужчина на красивой, вороной лошади, в военной форме, появился из-за поворота. Не глядя вокруг, вскинув черноволосую, чуть припорошенную снегом голову, он проехал мимо, в сопровождении наряда солдат — в алых мундирах. Дэниел проводил глазами тусклый блеск золоченого эфеса шпаги и шепнул другу: "Лорд Кинтейл. Двадцать три ему, а смотри — уже правая рука губернатора".

— Скоро, — ехидно заметил Меир, так и не поворачиваясь, — мы его скинем в море. Вместе с губернатором Хатчинсоном, и другими британцами. Тут им не Ольстер, мы не позволим себя ногами топтать.

— До свидания, мистер Ягненок, — усмехнулся Дэниел, подавая ему руку. "Мы с вами еще увидимся".

— Непременно, — юноша лукаво улыбнулся. Дэниел подумал: "И, правда, мальчик еще совсем. Хорошо, что он в гавань не пойдет. Вряд ли британские капитаны будут стрелять, но все равно — не стоит".

Посмотрев вслед высокой, стройной фигуре друга, что уже скрылась в морозном тумане, Хаим вздохнул и обнял младшего брата: "Ты взрослый человек, Ягненок, по нашим законам. Я тебе ничего запретить не могу. Только, пожалуйста, будь осторожней".

Меир кивнул: "Если бы у меня был, кинжал…Мирьям мне его отдаст, если ты ее попросишь".

— Вот этого, — резко ответил Хаим, идя вверх, по крутой улице, — я точно делать не буду. Вози письма, и не лезь на рожон, Ягненок.

Меир грустно поддел носком потрепанного сапога какой-то камушек и поспешил вслед за братом.

Дэниел остановился у постоялого двора. Вскинув голову вверх, юноша посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа. "Это отец, — напомнил он себе, — все равно, каким бы он ни был. Я могу его не любить, но Писание говорит, что его надо уважать. И Мэтью, — он тем более ни в чем не виноват".

Нижний зал был пуст. Он услышал голос из-за стойки: "Ваш батюшка, мистер Дэниел, изволит слушать музыку, вместе с мистером Мэтью. Они в карты играют. Желаете, я еще бутылку вина наверх пошлю, раз вы пришли?"

Дэниел снял заснеженный редингот. Скинув шляпу, встряхнув русыми, не напудренными волосами, он оправил изящный, серый сюртук.

— Нет, спасибо, мистер Брэдли, — улыбнулся юноша. Тяжело вздохнув, Дэниел стал подниматься по лестнице.

— Руки чистые, — остановился он под свечой, что была вставлена в фонарь, — ну, пятна от чернил, но я, же клерк у судьи, в конце концов. И студент. Ничего подозрительного.

Он постучал. Услышав, как чьи-то нежные пальцы заканчивают сонату, Дэниел сказал негру в ливрее: "Ничего, мистер Томас, я сам пройду".

В гостиной было жарко натоплено. Дэниел, остановившись на пороге, увидел открытую бутылку бордо, что стояла на круглом столике черного дерева перед отцом. Дэвид Бенджамин-Вулф поднял красивые, карие, чуть покрасневшие глаза: "Явился, я же напоминал тебе — не опаздывать, нам завтра рано выезжать".

— Я не опоздал, — примирительно заметил Дэниел. Наклонившись, поцеловав золотистую голову младшего брата, заглянув в его карты, он что-то шепнул.

— И не подсказывай Мэтью, — усмехнулся отец, подвигая старшему сыну серебряный бокал. "Играй еще, Тео, — велел он девушке, что сидела у клавесина. Та склонила кудрявую, черноволосую голову. Дэниел недоуменно посмотрел на отца.

— Это, кстати, не клавесин, — отец чуть зевнул. "Сегодня ездил на таможню, забрал. Называется — фортепиано, работы мастера Штейна, из Аугсбурга. В подарок кое-кому приготовил". Дэвид поднялся и ласково погладил темно-зеленую, с бронзовой отделкой, крышку: "Таких инструментов в колониях — по пальцам пересчитать можно".

Девушка привстала, и, поклонившись, шепнула: "Здравствуйте, мистер Дэниел".

Юноша взглянул на смуглые, зарумянившиеся щеки, на черные, большие глаза. Дэвид Бенджамин-Вулф рассмеялся:

— Да, ты же не помнишь ее, наверное. Как ты учиться отправился, ей восемь лет было, а сейчас видишь — выросла. С обозом приехала вчера, что за нами шел. Надо же, чтобы в комнатах кто-то прислуживал, и причесывает она хорошо. Ну, — он потрепал девушку по голове, — и музыкантша отменная. Теперь, Тео, — приказал он, опускаясь в кресло, — Генделя. А потом приготовишь постель мистеру Дэниелу.