Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 1

Федор поднял голову и внимательно осмотрел крепления на стенах высокого зала. "Вроде все в порядке, — пробормотал он, поежившись. "А что холодно, — он похлопал Лануа по плечу, — к этому привыкаешь. Канареек везде держите?"

— А как же, — инженер показал рукой в темноту, — у каждой бригады по клетке, на средства компании покупаем.

— Пойдем, — велел Федор, — покажете мне этот новый пласт, а потом поднимемся и на стройку заглянем.

Они согнувшись, пробирались по низкой штольне, с проложенными по ней деревянными рельсами. Откуда-то из непроницаемой черноты загрохотала вагонетка. Федор, прижавшись к стене, закрыв рукой, пламя свечи, увидел груженую тележку.

Грубые колеса сошли с рельс. Откатчица, ругнувшись, не обращая на них внимания, — подлезла спиной под днище, и одним быстрым, ловким движением поставила вагонетку на место. "В ней же триста фунтов угля, — вспомнил Федор. Он обернулся и еще успел увидеть высокую, тонкую фигуру девушки. Волосы ее были спрятаны под ветхим чепцом.

Она толкнула вагонетку за угол. Федор, сжав зубы, заметив стройные плечи, длинные ноги работницы, одернул себя: "Да что это ты, совсем с ума сошел!". Он повел носом: "Странно, цитроном пахнет. Нет, почудилось".

Откатчица на мгновение остановилась. Стерев пот с высокого лба, посмотрев вслед мужчинам, — она дрогнула ресницами. Темные, большие глаза улыбнулись. Девушка, прошептав что-то — заспешила дальше.

Федор распахнул окно своей комнаты и посмотрел на закат, что играл над равниной.

— Лануа к своим старикам поехал, — хмыкнул он, — приглашал пообедать вместе, да ладно, — он взглянул на заваленный бумагами стол, — еще отчет для Виллема надо закончить, Питеру написать, — он повертел в руках искусно вычерченную карту:

— В Уэльсе пусть они и делают канатную дорогу. Рельсы надо проложить по склону холма. Раз шахта наверху стоит, вагонетки сами будут спускаться. А обратно их будут лошади тянуть. Сейчас зайду в трактир, перекушу, и посижу, подумаю — как это лучше сделать.

Он натянул куртку и прислушался — снаружи, со двора, доносились чьи-то возбужденные голоса.

— Парламент города Парижа и нотабли других провинций, — раздался знакомый, парижский говор, — рекомендовали Бурбону созвать Генеральные Штаты, впервые за сто семьдесят пять лет, граждане! Но это только начало революции. Мы, третье сословие, обещаем — Франция освободится от гнета монархии и станет свободной!

Федор сочно выругался и захлопнул ставни: "И что ему дома не сидится? Тут епископат Льежа, независимая область, какое им дело до Франции?"

Когда он зашел в трактир, Марат уже собрал вокруг стола рудокопов и оживленно рассказывал им что-то. Федор, облокотившись на стойку, прислушался.

— Это все хорошо, — хмыкнул здоровый детина, прикусив зубами трубку, — однако же, платят нам, месье Марат, достойно. Компания еще и на жилье субсидию дает, для тех, у кого семья, уголь выделяет — нет нам, никакого толка бастовать. Да и потом, — он оглядел своих товарищей, — мы не французы. Что вы там, в Париже у себя делаете — это ваше решение, а мы, как жили, так и будем жить.

Федор незаметно усмехнулся. Приняв от хозяина горшок с рагу из кролика и бутылку вина, он присел за опустевший стол.

Марат, склонив голову, быстро перечеркнул что-то в своем блокноте, и выругался сквозь зубы. "Что, — лениво спросил Федор, — и тут не удалось людей на забастовку подбить, месье Марат? Слышал я, что ткачи в Амьене — тоже за вами не пошли".

Марат поднял глаза и ненавидяще сказал: "Это пока, месье Корнель, это пока. Санкюлоты еще поймут, что, только встав в наши ряды — они станут полноправными гражданами".

Федор рассмеялся и похлопал рукой по своим рабочим штанам. "Я тоже, месье Марат, санкюлот. Я в рабочей одежде больше времени провожу, чем в бриджах и сюртуке. Да и руки у меня — он положил на стол большие, покрытые шрамами и ссадинами ладони, — руки у меня — рабочего человека. В отличие от ваших рук, — не смог удержаться он.

— Революции нужны трибуны, — высокомерно ответил Марат, — нужны вожди, месье Корнель, а вы — всего лишь наемный пес местного хозяйчика. Я слышал, он в Бомбее живет, припеваючи, а его рабочие — ползают по двенадцать часов в сырости и грязи.

Федор долго, молча, ел. Потом, отставив горшок, выпив вина, он мрачно сказал:

— Вот что, дорогой мой трибун. Сами знаете, — если я попрошу, отец Анри, наш с вами общий знакомый — вытащит из своего архива расписку, которую он от вас получил. За ту математическую статью, вы должны ее помнить. Поэтому отправляйтесь отсюда восвояси, и чтобы я больше не видел вас на шахтах компании, понятно?

— Шантажом не брезгуете, месье Корнель, — некрасивое, смуглое лицо Марта презрительно исказилось. Он закурил сигару, и выпустил дым в лицо Федору. Подхватив свои бумаги и кружку с пивом, мужчина поднялся.

— Уеду, когда захочу, — свысока заметил Марат. "Тут не шахты, тут поселок. Вы тут приказывать, не властны".