Джо приподнялась на локте, и, целуя его, велела: «А ну скажи! Я же вижу, — ты уже которую неделю ходишь, и глаза от меня прячешь. Не дело, Иосиф, — она потерлась холодным носом о его щеку.
Муж обнял ее, и вздохнул: «Скажу, вот только тебе это не понравится, конечно…»
Джо тихо слушала. Потом, прижавшись к нему, женщина усмехнулась: «Знаешь, когда я в тебя влюбилась?»
— На «Молнии», у Черного Этьена, — удивленно ответил Иосиф. «Тогда же, когда и я в тебя».
— Когда ты его лечил, — задумчиво проговорила Джо. Она присела и собрала на затылке темные волосы: «Ты тогда сказал, что это — твой долг. Именно так, — Джо помолчала. Наклонившись, взяв его лицо в ладони, она шепнула: «Так и будет, Иосиф. Ты делай то, что должно, а мы подождем тебя».
— Это я буду ждать, — выдохнул Иосиф, обнимая ее, переворачивая на спину, целуя маленькую, едва заметную грудь. «Буду ждать, когда увижу тебя, Черная Джо. До конца дней моих».
— Да! — крикнула она, приподнявшись, привлекая его к себе, вцепившись сильными руками в его плечи. Птицы на вершинах сосен встрепенулись. Встав на крыло, они закружились над тихой бухтой, над лунной дорожкой на воде, над легкими волнами, с шуршанием набегавшими на берег.
Эпилог
Нью-Йорк, осень 1790 года
Деревья в саду, — золотые, рыжие, — опускали свои ветви на крышу шалаша. «Вот и все, — сказал капитан Кроу, спускаясь по приставной лестнице. «Теперь стены хорошие, крепкие. Восемь дней простоят».
— Дядя Аарон, — умоляюще сказал Элайджа, — можно мы с Давидом тут переночуем? Я на озере ночую — а ведь у нас холоднее. Это ведь заповедь, — прибавил мальчик. «Хаим с Натаном тоже — в Филадельфии будут в шалаше спать».
Аарон, что сидел на скамейке, ловко вырезая деревянную погремушку, улыбнулся: «Если мамы вам одеял дадут…»
— Дадут, — горячо ответил Давид, и шепнул Элайдже: «Ты мне про озера расскажешь, а я тебе — о Карибском море, и о джунглях. Папа дядю Аарона как раз в джунглях встретил. Потом моего папу сжечь хотели, на костре, а мама и дядя Аарон, и другие пираты его спасли».
Аарон собрал игрушку. Стивен, присев рядом с ним, закурив, улыбнулся: «Батшева ваша порадуется. Она у вас веселая, смеется все время».
— Славная доченька, — ласково согласился Аарон. «Вот, как раз год ей исполнится, и отправимся обратно. Я в это время буду раву Гершому помогать, преподавать…»
Он замолчал и вспомнил глаза жены. Дина стояла у зеркала, растерянно вертя в руках бриллиантовые серьги. «Аарон, — жалобно сказала она, — но ведь дорого…, Может, не надо было…»
— Как это не надо? — он посмотрел на ее волосы: «На озере тоже — едва косынкой прикрывала. А тут шляпы, береты…, Как красиво все-таки».
Он приподнял мягкую прядь и провел губами по белеющей из-под кружев шее. «Новый Год же послезавтра, — ласково заметил он. «Тебя радовать надо, любовь моя, мудрецы так заповедовали. Тем более, — он взглянул на Батшеву, что спала в колыбели, — доченька у нас родилась. Ты же не сможешь пойти в синагогу, — он вздохнул, — с маленькой, но ничего, Мирьям и Сара за девочками присмотрят, не волнуйся».
— Радовать, — лукаво отозвалась Дина, вдевая в уши серьги, — можно по-разному, рав Горовиц. Рахели и Малка на прогулке, так что…, - она вздохнула: «Только все равно — тихо надо, а то Батшева…»
— Не проснется, — уверил Дину муж. От нее пахло молоком, свежестью, шелковое, светлое платье чуть слышно шуршало, и Аарон, целуя ее, подумал: «Мы и, правда — могли бы тут остаться. Свой дом, обеспеченная жизнь, Дине не надо будет работать, девочки выйдут замуж в хорошие семьи…, Надо поговорить с ней».
Но потом он вспомнил огненный закат над холмами Иерусалима, и сердце кольнуло мгновенной, острой тоской. «Почему так? — спросил себя Аарон, обнимая жену. «Это как без Дины — не вижу ее, и душа болит, места себе не находит. Так и со Святой Землей, с Иерусалимом. Чувствую, что должен быть там, не знаю, почему — но должен. Без него мне не жить».
Дина, поцеловав его темные глаза, прижав его к себе, едва слышно сказала: «Люблю тебя!»
Аарон обернулся — девчонки стояли на каменных ступенях, удерживая маленькую Дебору.
— К Давиду! — капризно сказала девочка. «К мальчикам хочу!»
Капитан Кроу, рассмеявшись, потушил окурок. Присев, он раскрыл объятья: «Я тоже мальчик, моя хорошая! Пойдешь к папе?»
Дебора бойко сбежала на усыпанную мраморной крошкой дорожку. Девочки устроились у журчащего фонтана, на еще зеленой, усыпанной осенними листьями, лужайке.
— Какой дом хороший у Меира, — подумал Аарон, выдыхая дым, смотря на дочерей и Элишеву. Они о чем-то разговаривали — тихо, серьезно. «Три этажа, — он взглянул на чистые, в мелких переплетах, окна, — и комнаты какие большие. Мирьям со Стивеном после Суккота домой поедут, на озеро, а мы тут до лета останемся. И от денег они с Эстер отказались. Мы же предлагали платить за особняк. Сказали, что даже слышать ничего такого не хотят. На Песах сюда приедут, устроим семейный седер…, Иосиф будет в кабинете Эстер больных принимать, я в синагоге поработаю, так год и проведем».