С площади Революции валили возбужденные толпы людей, скрипели колеса телег, ржали лошади, а Мари-Анн все ходила по дорожкам сада. Только когда солнце над Сеной стало клониться к закату, она, перекрестившись, перешла улицу и поднялась на крыльцо, где стояли охранники: «Я совсем ненадолго..., Мне узнать, насчет мужа, месье Лавуазье. Он пришел сюда, еще до обеда».
Внутри было сумрачно, пахло чернилами и пылью, на стенах висели трехцветные флаги. «Свобода, Равенство, Братство, - прочла мадам Лавуазье наскоро намалеванные, золоченые буквы.
-Я прошу прощения, - вежливо обратилась она к человеку за конторкой, - мой муж, месье Антуан Лавуазье, ученый..., Он был вызван на заседание Комитета, еще до обеда.
-Ждите, - ответил человек, не поднимая бесцветных глаз от каких-то бумаг. Мари-Анн присела на какую-то скамейку у стены, сцепив тонкие пальцы. Человек хмуро добавил: «Здесь ждать запрещено. Выйдите на улицу, вас позовут».
На мосту уже зажгли редкие, тусклые фонари, когда двери Комитета открылись. Давешний человек, спустившись вниз, сунул в руки Мари-Анн какую-то бумажку. «По распоряжению Комитета Общественного Спасения, гражданин Лавуазье арестован и препровожден в тюрьму Порт-Либр, для того, чтобы предстать перед революционным трибуналом. Имущество означенного гражданина Лавуазье будет конфисковано в пользу Республики».
Она шла домой, все еще держа в застывших на ветру руках бумагу. Женщина вспомнила шепот того человека: «Уезжайте».
-Никуда я не уеду, - гневно сказала Мари-Анн. «Я пойду в трибунал и буду его защищать, до последнего своего дыхания, до тех пор, пока я жива. Он великий ученый, нельзя, нельзя его казнить!»
Женщина покачнулась, и схватилась рукой за кованые перила: «Эта девочка..., Господи, надо ей сказать, найти ее…, Я ведь даже не знаю, как ее зовут, кто она…, И где Антуан ночевал - тоже не знаю. Где-то в деревне».
Мари-Анн повернулась. Глядя на трехцветный флаг, что развевался над входом в Комитет, женщина велела себе:
-Не смей! Не смей плакать! Пока не пришли отбирать особняк - отправь ценные вещи в провинцию. Сложи одежду Антуана. Скоро зима, в тюрьме будет холодно, нужен шарф, шерстяные вещи..., Тетради, карандаши - он будет работать, даже там, я его знаю. Книги, надо будет у него завтра спросить - какие книги ему нужны. Принести еду..., Потом пойти в Комитет, добиться встречи с этим Дюпэном, который ведет процесс бывших откупщиков, с Приером, он отвечает за Арсенал, просить их о помощи Антуану..., - мадам Лавуазье перекрестилась. Надвинув капюшон, она пошла на Левый берег, к дому - маленькая, с прямой, жесткой спиной.
Темная, простая карета медленно двигалась по узким, запруженным толпой улицам. Охранники, что сидели по обе стороны от белокурого, худенького мальчика в простой, суконной блузе, сначала молчали. Потом один из них сказал: «И охота была сегодня его перевозить, народу на улице тьма, а все того, что вчера…»
Второй предостерегающе цокнул языком. Мальчик закрыл глаза и привалился к спинке сиденья. Он хотел увидеть папу и маму. Сейчас, как всегда, он быстро, жалобно попросил: «Господи, дай мне с ними встретиться. С ними и сестричкой, а если ты забрал всех на небеса, то дай и мне туда уйти, пожалуйста».
Когда он жил у сапожника, мадам Симон каждый вечер садилась на его постель. Оглянувшись, перекрестив его, женщина вздыхала, подперев рукой щеку:
-Бедный ты сирота, - говорила мадам Симон и совала ему в руку леденец. Луи знал, что он не сирота, но, улыбаясь, шептал: «Спасибо». У мадам Симон были добрые, в морщинках глаза - голубые, как у гражданина Фурье. Луи знал, как его зовут на самом деле, но это была тайна. «Никому, никогда не скажу, - обещал себе мальчик. «Месье Фурье послали папа и мама, чтобы меня вызволить. Это секрет, и надо молчать».
Лошадь заволновалась, заржала, карета остановилась. Охранник высунул голову наружу: «Что там?».
-Вообще не проехать, - кучер в сердцах огрел кнутом какого-то оборванца, - тот лез под самые колеса.
Внезапно запахло порохом, раздался взрыв. Охранник, выскочив из кареты, закричал: «Что за черт!» Второй выпрыгнул следом. Мальчик, оглядевшись, услышал шепот: «Быстрее!»
-Месье Фурье! - радостно сказал Луи. Тот приложил палец к губам. Наклонившись, герцог откинул незаметную крышку в полу кареты. «За мной!» - велел Джон мальчику. Тот, даже не посмотрев назад - выпрыгнул на мостовую. Джон взял его за руку. Они, завернув за угол, скрылись в проходном дворе.
Карета так и стояла открытой. Худенький, белокурый мальчик в суконной блузе сидел, опустив глаза, сложив руки на коленях. «Даже не пошевелился, - одобрительно заметил охранник, влезая назад. Второй сплюнул на мостовую, и захлопнул дверцу: «Скорее всего, кто-то из Арсенала решил побаловаться, они таким часто грешат. Всю улицу завоняли, - он потянул носом и велел: «Трогай!»
Карета, покачиваясь, направилась к Тамплю, и охранник потянулся:
-Ох, и напьюсь, я сегодня, как только мы с этим, - он кивнул на ребенка, - развяжемся. До завтра буду пить, а потом засну, денька на два. Как раз к следующей смене.