— А что тут думать? Отдавать надо. За кого ей тут идти? За того, кто ее плетью исполосует и на женской половине запрет? Думал я, может, в Польшу ее замуж выдать, да после Полоцка теперь и туда дорога закрыта.
— Может, обождать еще? Пятнадцать лет только девке.
— Ты пока ей не говори, Петька тоже молчать будет, он парень для своих годов шибко разумный.
— Она ж как есть дитя еще, — закручинилась Феодосия. — Куда ей бабскую долю взваливать?
— Не наговаривай, такого, как Петр, по всей Москве ищи — не сыщешь. А что Марфе он навроде брата, оно и лучше, приобвыкла она к нему. Да, вот еще что! — Тут у Федора сделалось такое лицо, будто он вспомнил что-то важное. — Марфа его сейчас на луг поведет, будет похваляться, как стреляет она метко…
Феодосия на секунду притворилась, что не понимает, о чем речь, но тут же рассмеялась, а Федор как ни в чем не бывало продолжил: «Часа два, и то и поболе их не будет».
— Это ты сегодня с утра так кровь на коне разогнал?
— Мне для этого коня не надобно, стоит на тебя только посмотреть, кровь сама быстрее бежит. — Он стал бережно распускать ее льняные, едва посеребренные годами косы.
Стрела, трепеща, вонзилась ровно в центр мишени. Марфа передала лук Пете и отступила на несколько шагов. Воронцов натянул тетиву и уложил стрелу совсем рядом.
— Глаз у меня меткий, так что не хвались, Марфуша.
— Это ты по случайности! — Она поторопилась и вторая стрела ударилась в край мишени.
Девушка притопнула с досадой.
Третья стрела, Петина, легла ровно рядом со второй.
— Я стрельбе в Англии учился, А там знаешь, какие лучники — самые лучшие в мире!
— Еще скажи, что на мечах умеешь драться! — задиристо бросила Марфа, садясь на траву.
Петя сел рядом.
— Шпагой владею, меня Степа учит, когда на берег сходит, только редко это бывает, так что, по правде, не очень я в ней силен. Вот Степа — тот мастер, он испанского губернатора на дуэли прикончил.
— Как прикончил? — ахнула Марфа, прикрыв рот ладошкой.
— Шпагой, ясное дело. Они на палубе дрались. Да еще и в шторм.
— А за что он его?
— За жену. Белла со Степой влюбились друг в друга, а Карвальо этот хотел ее увезти и в монастырь упечь. Вот Степа губернаторский корабль на абордаж и взял.
Марфа моргнула.
— Так Степа на гишпанке женился?
— Померла его гишпанка, — помрачнел Петя. — Как Степин корабль обстреливать из пушек стали, она его собой от ядра испанского закрыла. Ранило ее, она от горячки и преставилась.
Марфа смахнула с ресниц слезинки.
— Я бы за тебя, Петька, не приведи Господь, случись что, тоже бы жизни не пожалела! — убежденно сказала она. — Ты ведь мой лучший друг!
— Друг, да. — Петя вздохнул.
Марфа перебирала в пальцах ромашку, отрывая по одному лепестки.
— Петь, а ты королеву английскую видел?
— Даже говорил с ней, — кивнул он без тени бахвальства.
— Красивая она, наверное, не то что я…
— От дурная ты какая, зачем на себя наговариваешь, ты ж красавица каких поискать!
— Я ростом не вышла, — пожаловалась Марфа. — Родители вон какие, любо-дорого, а я как Матвей, от горшка два вершка.
— Сказал, красавица, и не спорь со старшими, — одновременно утешил и поддразнил ее Петя. — А что Матвей-то, бывает у вас?
— Если только с государем наведывается, а так нет, он все больше в Александровой слободе, что ему тут делать? Пошли, — вдруг вскочила она. — Покажу тебе кое-что. Бегом до усадьбы давай? Посмотрим, какой ты быстрый.
— Ну давай бегом.
Феодосия потянулась, выгнув спину и закинула руки за голову. Федор подсунул под колено еще одну подушку, — рана, полученная при осаде Полоцка, давала о себе знать, хоть и прошло уже два года — и, взяв Феодосию за плечи, потянул на себя.
— Дай дух перевести, — в шутку взмолилась она.
— Не дождешься, боярыня, — рассмеялся Вельяминов. — Иди-ка сюда, поближе, вот так.
Она склонилась над мужем и шатер светлых ее волос накрыл их обоих.
— Федь, ты Пете о Прасковье говорил? Не знают они со Степаном ничего.
— Думаешь, надо? Петька не мстить сюда приехал, пущай повенчается с Марфой тихо и забирает ее в свой Лондон. Мы с тобой тогда хоть жизнь спокойно доживем.
— Дак мать же…
— Твоя правда, придется сказать. Он не дурак, понимать должен, что не сможет поквитаться ни с царю, ни даже с сыном моим, будь он неладен. А про то, что с матерью их сотворили, они со Степой знать должны.
Он дернул головой, будто отгоняя страшные воспоминания.
— Ну что, голубушка, перевела дух?
— Сиди тут, — велела Марфа и скрылась в боковой светелке. Из-за двери донеслось шуршание и сопение, а потом наступила тишина. Петя поднял голову и обомлел.
Она стояла в дверном проеме, будто портрет работы мастера Хольбейна, висели такие в лондонских купеческих домах. Волосы распущены по плечам, воланы темно-зеленого шелкового платья отделаны итальянскими кружевами из золоченых нитей, корсет расшит изумрудами, и такое же изумрудное ожерелье лежало на груди, едва прикрытой волной фландрских кружев.
Луч солнца ударил прямо в алмаз на кресте, и Петя увидел тень в ложбинке маленькой, приподнятой корсетом груди. У него перехватило дыхание.