Коротко заржала пришпоренная лошадь. Когда Тайбохтой нашел в себе силы посмотреть ей вслед, она уже превратилась в черную точку на горизонте — сморгни, и нет ее.
— Ну, нечего рассиживаться, — Аникей Строганов поднялся из-за стола в трапезной. — По коням.
На дворе усадьбы Петр потрепал по холке белую лошадь и легко взлетел в седло.
— Я в голове буду, — предупредил его Ермак, — а ты в хвост езжай, чтобы никто не отставал. Некогда нам с ними валандаться, до Чердыни путь неблизкий, хорошо еще, что по реке на стругах пойдем, все быстрее.
Женщины семьи Строгановых, как заведено, вынесли дружине прощальную чарку.
Анна Строганова, опустив глаза долу, с поклоном протянула чарку Пете.
— Легкой дороги, Петр Михайлович.
Петр выпил, вернул чашу, мимолетно коснулся нежных пальцев.
— Благодарствую, Анна Никитична.
— Возвращайтесь, — беззвучно прошептала она.
— С Богом, — крикнул Ермак из головы колонны, и отряд, выехав из ворот строгановской усадьбы, повернул к реке.
Марфа подвинула поленья, разложенные звездой, ближе к середине костра. Дитеныш спал, наевшись разжеванной сушеной олениной и материнским молоком. Звезды здесь были рядом, казалось, руку протяни, и вот они, на ладони. На перевале было прохладно. Марфа свернулась в клубочек, приткнув к себе дитя. Она вспомнила, как, проезжая мимо большого берестяного котла, о котором говорил Тайбохтой, кинула в него изумруд. Хоть вождь и сказал, что духам много не надо, но Марфа решила поблагодарить их как следует. Как доберусь до Чердыни, подумала она, надо ребятеночка окрестить и по Пете поминальную службу заказать, упокой Господи душу его. А Вассиан поможет мне до Москвы доехать.
В притороченных к седлу мешках была еда и запасная одежда. Чтобы не разгуливать по Чердыни в штанах и парке, Марфа пошла на поклон к матери Тайбохтоя, не с пустыми руками пошла, а с огромным решетом ягод. Та, хоть и шипела как змеюка подколодная, но поделилась куском крапивного полотна. Сарафан и платок из него получились как раз такие, как надо, простенькие и неброские. В Чердыни еще куплю, не унывала Марфа. Заплечную сума с картой, золотом и самоцветами она пристроила себе под голову.
Когда колонна поднялась на холм, Петр обернулся. На горизонте тонкой серебряной лентой поблескивала Вычегда.
— Хорошо, что весна дружная выдалась, — сказал Ермак, подъехав ближе. — Ежели б дожди шли, мы бы тут в грязи по пояс засели.
Дорога на восток хоть и была наезжена, но ям да колдобин в ней не перечесть.
— Я вот что подумал, атаман, — обернулся сотник, — как мы к Чердыни подойдем, дак разделиться надо.
— Это еще зачем? — нахмурился Ермак.
— А затем, что коли мы всей дружиной в Чердынь нагрянем, дак и места на постой там не хватит. Да и как мы станем с остяками разговаривать, коли мирные они?
— Да где здесь толмача возьмешь? — подивился атаман.
— Дак в монастыре Богословском, что от города неподалеку. Там игумен Вассиан, — он остякам Евангелие проповедовал, сам язык знал и монахов кое-каких обучил, — спокойно сказал Петя. — Я когда в Чердыни жил, с ним и познакомился.
— Дело говоришь, сотник, — уважительно присвистнул Ермак. — Так и порешим. Ты с двумя дюжинами дуй монастырь, бери толмача — и в горы. А я с остальными в город заеду, припасы пополним и на перевале встретимся. Покажи карту еще раз.
Петя достал из седельной сумки маленький свиток — единственное, кроме креста, что осталось ему от жены.
— Ну вот, — показал Ермак, — вот тут и соединимся тогда.
Петя кивнул.
—