Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

Анна Строганова — высокая, тонкая, сероглазая, с убранными под платок золотистыми косами — поклонилась собравшимся.

— Милости просим нашей хлеб-соли отведать.

Встретившись взглядом с голубоглазым незнакомым сотником, она почувствовала, как отчего-то сильно забилось сердце.

Равнину заливал низкий брусничный закат, а на западе небо уже клонилось в черноту. Над горным хребтом медленно полз вверх узкий серпик луны.

Марфа ждала их за границей стойбища. Напряженно всматриваясь в приближающийся темный темный силуэт, она облегченно перекрестилась. Вернулись оба.

Тайбохтой коротко обнял ее и поцеловал в лоб. Марфа взяла у него из рук безмятежно спящего младенца, изучающе уставилась на маленькое личико — вроде и не изменилось ничего.

— До восхода спать будет, Вот смотри сюда. — Тайбохтой закатал кожаный рукавчик рубашки. На чуть припухшем смуглом предплечье виднелся синий рисунок — маленькое дерево. Марфа пересчитала ветви — по семь с каждой стороны, и вопросительно взглянула на мужа. Он отвел глаза.

— Не ведомо мне, что сие значит. Ты ведь знаешь, мне нельзя вниз спускаться. Даже смотреть на озеро — и то нельзя. Я у скалы дитя оставил, там же его и забрал. Так надо.

Марфа только вздохнула.

— Пойдем, я рыбу приготовила, как ты любишь.

В чуме Тайбохтой достал откуда-то из-под изголовья сверток, развернул. На оленьей шкуре была искусно вычерчена острой костью карта гор. Линии были прокрашены соком ягод и кое-где виднелись непонятные значки.

— Ты сделал? — всмотрелась Марфа в рисунок, узнавая знакомые места.

— Не зря ж ты меня учила. Я теперь и сам могу.

— А это что за знаки?

— Помнишь, те два мешка, что я принес? — Вождь взял ее за подбородок. Она кивнула. — Так вот, захочешь еще, иди туда, там много.

Марфа с замиранием сердца представила себе, что отдадут там, за горами, за такую карту.

— Там не только того, но и всякого другого тоже достанет, — Тайбохтой лег на спину, закинул руки за голову. — Духам не жалко, они не жадные.

Марфа пристроилась, как он любил, к его боку.

— Как мне благодарить тебя?

— Не меня, духов. Как будешь проезжать перевал, там котел стоит, кинь в него что-нибудь, они порадуются. То не ваш Бог, им домов с куполами не надо.

— Ему тоже не надо, — насупилась Марфа. — Ежели он в душе есть, дак того и хватит.

— Зачем ты тогда дитя в воду окунать будешь? — рассмеялся Тайбохтой. Марфа рассказывала ему про обряд крещения. — На озере мы были вместе, священную Гору Духов дитю показали, чего еще?

— Помнишь, я про своих родителей рассказывала? Разной они веры были, но любили друг друга. Если любишь, принимаешь человека каким он есть.

В чуме повисла долгая, тягучая тишина. Тайбохтой нарушил ее первым.

— Потому Тайбохтой и отпускает Локку. Потому что любит.

Он отвернулся, чтобы она не заметила слезы у него на глазах.

— Лошадь твою сегодня с юга привели, — уводя разговор от опасной темы, суховато сообщил он. — Завтра езжай на рассвете, к вечеру до перевала доберешься, ночи сейчас теплые, сможешь там на привал встать. Костер разжигай, как я тебе показывал — дольше гореть будет. Если увидишь кого — прячься, ты, хоть и с кинжалом, но с дитем в драку лезть не с руки. В горах змей много — смотри, куда лошадь идет. Кажется, все.

— Не все, — Локка, обвив вождя руками, покрывала его лицо поцелуями. — Прости меня, — шептала она. — Прости.

Тайбохтой с какой-то безнадежной тоской качнул головой.

— Ты ни в чем не виновата. Это ты меня прости.

— О чем ты?

Ни тогда, ни после того как их тела переплелись, ни когда он рывком притянул ее к себе и Локка, упала головой ему на плечо, чуть, ни когда он смотрел снизу на ее разгоряченное лицо, Тайбохтой так и не сказал, за что просил простить его.

Тайбохтой склонился над упавшим юношей. Из груди торчала стрела, но вошла она неглубоко. Крови было много, но он был жив, просто потерял сознание. Вот дрогнули темные, длинные ресницы, шевельнулись красиво очерченные губы.

— Он мертв. — Тяжело взглянув в яростные зеленые глаза девушки, Тайбохтой знаком велел своим воинам отпустить ее, и остяки бесшумно, как и появились, исчезли среди деревьев.

Стойбище еще спало, на востоке едва всходило солнце, когда он подсадил Локку на лошадь.

Локка перекинула через плечо перевязь из оленьей шкуры и Тайбохтой опустил в нее ребенка, на мгновение прижавшись лицом к мягкой щечке, пахнущей молоком.

— Тятя, — потянулись к нему смуглые ручки. — Тятя.

Он сглотнул комок в горле и коротко обнял Локку.

— Все взяла? Ничего не забыла?

Она похлопала по притороченному к седлу мешку, прильнула к его губам долгим прощальным поцелуем.