Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— Красиво-то как, Федор, — обернулся царь. «Смотришь и думаешь — и это Божье промышление, и то, что ребенок у меня — жданный да вымоленный, — в грязной воде захлебнулся, аки холопское отродье».

— На все воля Божья, — тихо ответил Федор. «Я, государь, как дети у меня в первом браке умирали, — а я ведь восьмерых похоронил, — все про Иова многострадального думал, что лежал на гноище, язвами покрытый, и Сатана искушал его, а он не возроптал».

— Вот и митрополит Макарий мне, то же самое говорил, так я ж не святой, Федор, да и ты не святой. Неужели же не проклинал Бога? — испытующе посмотрел царь на Вельяминова.

— Не проклинал, нет, — помолчал, сказал Федор Васильевич. «Спрашивал — за что это мне?»

— Вот и я у Бога вопрошаю, и нет мне ответа. У тебя, Федор, хоша один сын-то остался, все легче. Спасибо тебе за Матвея-то, ежели бы не он, то не знаю, как все повернулось бы. А Матвей сам гонцом вызвался, дневал в седле и ночевал, а вперед нас на Москву успел, чтобы панихиды-то служить начали.

— Так государь, — склонился перед ним Федор, — ты прикажи, я тебе не только сына, да и жизнь свою отдам.

— Встань, — обнял его Иван Васильевич. «Знаю я, что ты из слуг моих вернейших. Дело есть одно, в коем ты только один помочь сможешь. Есть тут на Москве боярин один, — так, мелкота, Башкин Матвей. Может, слышал ты про него?»

— Нет, куда их всех, мелкопоместных, упомнить? — спокойно ответил Федор.

— Так вот этот Башкин еще Великим постом ересь какую-то стал говорить — похоже на те, бредни, за кои государь Иван, дед мой, дьяка Курицына на Москве казнил, а в Новгороде — архимандрита Кассиана. Да еще привезли тут некоего монаха, Феодосий Косой по имени, с такими же ровно бреднями. Вроде, кажется — задавили-то стригольников и жидовствующих, а нет — жива змея, плюется еще».

— И что этот монах-то, здесь сейчас, в остроге? — спросил Федор.

— Сбежал из Андроникова монастыря, пока мы на богомолье ездили. Вот и сажай людей в темницы монастырские после этого — никакого досмотра за ними нет. Тебя я не виню — ты книжную печать налаживал, не да этого тебе было, а теперь Басманов Косого ищет, да, боюсь, не найдет, — вздохнул Иван.

— А Башкин? — с еще большим спокойствием поинтересовался Федор.

— Этот пока тут, под надзором в своей усадьбе сидит, до суда. Так вот, Федор Васильевич, тебе на суде-то надо быть. Ты человек ученый, начитанный, разберешься в ереси его, не Басманова же туда отправлять, дубину стоеросовую. Он же только и знает, что ноздри рвать да кнутом бить. А святые отцы, ежели надзора за ними не будет, такого наплетут, что потом сто соборов не разберутся. — Иван Васильевич нервно заходил по палатам.

— Что повелишь, государь, то и исполню, — поклонился ему Вельяминов.

Когда Федор уже выходил из светлицы, царь окликнул его.

— Ты этого Башкина поспрашивай там насчет Косого. Что-то мне кажется — одной веревочкой они повязаны. А запираться будет — на дыбу его, без сожаления — приказал царь.

— Сделаю по воле твоей, — ответил ему Вельяминов.

Марья Воронцова сидела на постели в своей девичьей светелке и писала при свече. С тех пор, как Матвей вернулся из Кириллова монастыря с известием о гибели царевича, и как свадьбу отложили до Покрова, Марья и не видела жениха — он все время проводил в Кремле, с царем Иваном.

Закончив, она свернула грамотцу и запечатала ее воском.

— Степа! — постучала она в стену горницы. «Ты там?»

— Заходи, — донесся до нее голос брата.

Марья накинула на сорочку домашний сарафан и, как была, босиком, проскользнула в горницы Степана.

— Матвею передашь? — спросила она, протягивая грамотцу брату.

— А что ж мне делать остается? — угрюмо спросил Степан. «Передам, шут с вами».

Марья присела на кресло напротив брата.

— И что ты, Степа, Матюшу невзлюбил, не пойму. Он нам и так сродственник, а теперь еще и зятем тебе будет приходиться — смени гнев на милость-то».

— Да не пойму я, Марья, что ты в нем нашла. Плюгавый какой-то, щелчком его перешибить можно, сейчас хоть волоса свои подстриг и перстни кой-какие снял, а то совсем бы как девка был, — скривился Степан.

— Вот когда сам полюбишь, — гордо ответила ему сестра, — и поймешь, что не главное все это!

Пришлась бы тебе какая девица по душе, Степа, может, ты бы и добрее стал. А то шипишь на всех, аки змий.

Вот у Василисы Аксаковой дочка Настасья, пятнадцать годов только сравнялось, чем не невеста тебе? Опять же, боярыня Василиса при царице, и муж ее покойный в милости у царя Ивана Васильевича был.

— Да видел я эту Настасью Аксакову, — зевнул Степан. «Как есть полено поленом, только и разницы, что веснушки по всему лицу».

— Переборчивый ты, Степа, как я посмотрю, — улыбнулась Марья.

— А сама-то? — Степан ловко кинул в нее подушкой.

Марья поймала ее и, обняв, примостила себе на колени.

— Или ты невестку нам из Новгорода привезти собираешься? Али с Поморья самого? А, братик? — Марья подмигнула Степану.

— Там посмотрим. Будет на то божья воля — и привезу, — ответил Степан.

— А мне бы хотелось в Индии побывать, — вздохнула Марья. «На севере что — холодно, морозы лютые, льды, ветер свищет.