Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Ну, если Кэтрин, — то две комнаты, потому что я намереваюсь прямо сейчас уложить ее в постель, — мистер Кит рассмеялся и прошел мимо Мэри, что так и стояла с ведром в руке.

«Высокого роста, изящный мужчина, волосы длинные, темные, вьющиеся, глаза серые, — вспомнила она описание Сапожника.

Роберт посмотрел на нее — быстро, и, отвернувшись, заговорил о чем-то с двумя другими мужчинами. Из дверей раздался довольный девичий визг и звук шлепка.

Мэри закатила глаза, и, окунув тряпку в воду, принялась мыть заплеванные каменные ступени пивной.

— Отнесешь джентльменам вот это — в таверне было шумно и дымно, и Мэри, приняв от миссис Булл поднос с запеченным окороком и кувшин пива, чуть покачнулась под их тяжестью.

— И вот это, — Булл сунула ей под мышки две бутылки вина. «Давай, поторапливайся, я тут одна с клиентами не справлюсь, на верфях обед, видишь, народ так и прет, дверь не закрывается».

— А Кэтрин? — попыталась спросить Мэри.

— Она теперь до завтрашнего утра на спине пролежит, — хмыкнула мамаша Булл. «Ну, что застыла-то?»

Мэри вздохнула и стала карабкаться по узкой деревянной лестнице.

Девушка робко постучала в дверь и сказала: «Ваш обед, господа».

— Заходи, — раздался пьяный голос.

За столом, усеянным костями сидело двое — Ингрэм и Роберт, третий спал на просевшей, низкой кровати, громко храпя.

Мэри посмотрела на пустые бутылки, что валялись по комнате, и, присев, проговорила: «Я уберу тут, джентльмены».

Из-за стены раздался довольный женский смех, перешедший в низкий стон. «Да, да, Кит, еще!» — задыхаясь, произнесла девушка.

— А теперь встань-ка, мой цветочек, — велел Сапожник. «Что это тут у тебя? А если потрогать?». Кэтрин опять застонала.

Ингрэм выругался и налил себе вина из открытой бутылки. «Вот так сиди тут и слушай, пока великий драматург обихаживает шлюху! Хотя…, - он вдруг резко схватил Мэри за руку и потянул к себе на колени.

Девушка почувствовала кислое дыхание и, взглянув в налитые кровью глаза, сказала:

«Пожалуйста, не надо, ваша милость, я прошу вас!».

— Еще чего, — рука Ингрэма зашарила у нее под платьем. Роберт спокойно сказал: «Да оставь ты ее в покое, дружище, там, же и смотреть не на что. Сейчас попросим мамашу Булл разбудить кого-нибудь из девок, тут их всегда вдосталь, нечего им дрыхнуть до обеда».

— А я хочу эту, — упрямо сказал Ингрэм, и взяв Мэри за шею железными пальцами, приказал:

«А ну вставай и подыми юбки».

— Да взгляни, — Роберт внезапным, ловким движением разорвал девушке платье на груди.

Ингрэм увидел худые ребра и два мальчишеских, маленьких соска, и, ухмыльнувшись, спросил: «Ты, может, парень?»

— Оставьте меня, пожалуйста, — сглотнув, попросила Мэри, — мне тринадцать лет всего лишь.

— В Гоа я спал с десятилетней, — задумчиво проговорил Ингрэм, — у нее грудь была больше твоей головы. Туземки рано развиваются. Ладно, — он рассмеялся, — пошла вон отсюда.

Хлопот с такими девками, как ты, больше, чем удовольствия.

Роберт бросил Мэри мелкую монету и она, стягивая на груди разорванное платье, подобрав бутылки, вышла.

Уже спускаясь вниз, она услышала шепот: «Мисс Мэри!».

— Простите, пожалуйста, — тихо сказал Роберт. «У нас…, работают разные люди, сами понимаете. У вас есть во что переодеться?»

Мэри кивнула и так же тихо ответила: «Ничего страшного, ваша милость».

Роберт поднес ее детскую, покрасневшую от холодной воды руку к губам, и поцеловал. «Вы очень смелая девушка, — вздохнул он, и, поклонившись, ушел.

Полли оглядела свое платье, — шелковое, гранатового цвета, расшитое бронзой, и поправила падающие на плечи темные локоны. Сглотнув, она прислушалась — дядя Мэтью произносил какой-то витиеватый тост за музу Мельпомену и ее служителей.

Девушка постучала, и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь:

— Oncle Mathieu! Bonjour! — сказала она, остановившись на пороге. «Прошу прощения, я задержалась».

— Ну что ты, моя девочка, я тебе всегда рад! — ласково проговорил стоящий с бокалом вина в руке Мэтью. «Джентльмены, моя племянница, мадемуазель Полина. Ее мать разрешила мне взять Полину с собой — она никогда не была в Лондоне. Ну, что, дорогая, как тебе лондонские лавки?

Мужчины поднялись и Бербедж сказал: «Боже, настоящая французская красота!

Мадемуазель Полина, надеюсь, ваш дядя разрешит вам ненадолго украсить собой наш праздник?»

— Я много купила, — покраснев, с милым акцентом, ответила Полли. «Надеюсь, дядя Матье на меня не рассердится».

— Не рассердится, — уверил ее Матвей.

«Какие глаза, — подумал Уильям. «Как самая черная, бурная ночь, когда в просветах между тучами видны звезды — мерцающие золотом».

Полина села рядом с ним, и он почувствовал запах роз.

— Ваш дядя разрешает вам пить вино, мадемуазель? — Уильям увидел, как на ее груди чуть колышется кружево — оно было чуть светлее смуглой, гладкой кожи.

— Я же парижанка, — бойко ответила Полина и тут же, покраснев, призналась: «Ну, дома мне его матушка разбавляет водой, конечно».

— Ну и славно, — Уильям налил ей бургундского и Полина, подняв глаза, посмотрев на него, сказала: «А вы, правда, актер?»

— И драматург тоже, — улыбнулся Уильям.