Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

Александр все не выпускал его руки и тихо, глядя куда-то вдаль, сказал: «Я знаю, что вы мне не настоящий дядя. И Дэниел — не настоящий кузен, и Энни тоже. Мне мама рассказала. У меня теперь и родственников нет, папа погиб, дядя Николас — тоже, а этого, — мальчик коротко махнул головой в сторону равнины, — я ненавижу».

Питер наклонился и погладил темноволосую голову. «Редкостная чушь, мой дорогой граф Ноттингем, — сказал он. «Во-первых, мы все — одна семья, а во-вторых, — мужчина помолчал, — я уж хотел с твоей мамой сначала поговорить, ну да ладно. У тебя есть дедушка, его зовут Джованни, и бабушка, его жена, миссис Мияко, она из Японии. И дядя есть, и тетя, они маленькие, правда, им пять лет всего. Анита и Пьетро, двойняшки».

Александр открыл рот, и замедлил шаг. «Вот это да! — наконец, отозвался он. «А все равно — можно я буду вас называть дядей?»

— Нужно, — ответил Питер, и, посмотрев на дорогу, ведущую вверх, присвистнул: «Неплохая тут ограда! Что, воюете с кем-то?»

— Нам воевать не с кем, — гордо ответил Александр, — у вождя Вахунсонакока тридцать племен в подчинении, его самого, правда, сейчас в столице нет, он на празднике каком-то, там, — мальчик показал рукой еще дальше в горы, — но сегодня должен вернуться, к вечеру».

Питер взглянул на густой лес, что покрывал склоны холма, и, вдохнув свежий, чистый воздух, сказал: «Хорошо у вас тут, племянник. И охота, как я посмотрю, отличная. Кроме твоего первого, еще двух оленей убили».

— Еще есть рыба, — Александр стал загибать пальцы, — кукуруза, бобы, тыквы, ягоды, орехи…Мама такой суп из тыквы делает, очень вкусный. И лепешки с мясом и вареными бобами.

Питер усмехнулся: «Что-то мне уже и есть захотелось, племянник. А вы с мамой отдельно живете?»

— Была бы она замужем, — то отдельно, — Александр погрустнел, — а так, — она в женском доме, а я — в мужском. К ней почти каждую неделю сватаются, даже из-за гор, с запада приходили.

То есть на лошади приезжали, — поправил он себя. «У нас лошадей мало, только у Вахунсонакока и его свиты есть, они тут дорогие».

Уже у ворот поселения Питер оглянулся — бескрайняя, зеленая равнина лежала на востоке, в отдалении поблескивал океан, извивалась впадающая в него медленная, широкая, темная река, и ему показалось, что даже отсюда виден остров, на котором стоял Джеймстаун.

— Потом на мое «Открытие» вернемся, мистер Кроу, — прервал его размышления капитан Смит. «Зайдем в Джеймстаун, возьмем там письма колонистов — и домой, в Плимут».

— Домой, да, — Питер почесал голову. «Я же вам говорил, капитан, мне надо еще одну мою сестру забрать, и племянницу. И разобраться с его преподобием — раз и навсегда».

— Я вам помогу, — пообещал Смит, нехорошо улыбнувшись. «Ваш кузен тут многим дорогу перешел, мне тоже, так что, мистер Кроу, — я на вашей стороне».

— Вот и славно, — Питер свистом подозвал к себе Цезаря, и, присев, глядя в добрые, янтарные глаза, весело сказал: «А ты, собака, поплывешь с нами, понял?».

Пес покрутил хвостом, и весело гавкнув, первым вбежал в медленно открывающиеся ворота.

Женщины растирали кукурузные зерна в больших каменных ступках.

Покахонтас вздохнула, и, прервавшись, посмотрев на Полли, сказала: «Отец меня все торопит со свадьбой, говорит, что мне уже шестнадцать, хватит в женском доме сидеть».

Полли погладила черные, прямые, распущенные по смуглой спине волосы. «А ты не хочешь?»

— Я хочу выйти замуж за Джона! — страстно ответила Покахонтас. «Еще тогда, два года назад, когда отец его взял в плен, я пообещала себе — только он станет моим мужем, никого другого мне не надо. А теперь он погиб, наверное».

Белое перо, воткнутое за кожаный, расшитый бисером обруч, что удерживал волосы девушки, задрожало, и Покахонтас, наклонилась над ступкой: «Я ведь почти год его жду, я хотела тогда к нему убежать, но я не могла так — отец бы разгневался и разрушил ваше поселение, погибли бы люди».

— А сейчас он не против? — осторожно спросила Полли, ссыпая муку в кожаный мешок. «Ну, если Джон вернется?».

— Не против, — грустно сказала Покахонтас. «Но тогда тебе придется прийти к моему отцу, ты же знаешь, он говорил — он отдаст меня только в обмен на вашу женщину, ему нужны сыновья вашей крови».

— Что же он тогда ко мне всех этих женихов пускает, если сам хочет взять меня в жены? — сердито ответила Полли.

Покахонтас неожиданно, звонко рассмеялась.

— Чтобы все — и на закате солнца, и на севере, в горах, знали, что красивей тебя нет женщины. Они приходят, смотрят на тебя и рассказывают другим. Это важно, — чтобы о тебе хорошо говорили, — серьезно добавила девушка.

— Господи, — подумала Полли, — хоть бы уж из Лондона быстрее приехали. Вахунсонакок меня отпустит, сам же говорил».

Рыжая собака села у входа, и, умильно наклонив голову, гавкнула.

— Цезарь, — обрадовалась Полли. «Что, вернулись вы? Я смотрю, долго бродили».

Пес еще раз гавкнул и мотнул хвостом в сторону площади.