— Да, — Гудзон посмотрел на невысокого человека, что оглядывал собравшихся злыми глазами. «Подумать только, пятьдесят два корабля, — Джон вздохнул. «Это ведь больше тысячи человек, папа. А что будет с этим Нилом Мак-Леодом, который его привез в Эдинбург?»
— Пока посидит в тюрьме, а там посмотрят, может быть, его Величество пришлет указ о помиловании, — тихо ответил ему отец. «Хотя вряд ли. Вот, сейчас приговор будут читать».
Присутствующие поднялись, и Кеннет, развернув большой, украшенный печатями лист бумаги, громко произнес: «По решению суда, Питер Лав, и его сообщники, числом девять человек, будут увезены отсюда на пески Лита, там, где оставляет свои отметины прилив.
Там они будут повешены за шею до тех пор, пока не умрут. И да поможет им Бог. Заседание окончено».
— Пошли, — отец подтолкнул Джона. «Лошади готовы, тут совсем недалеко до берега».
— А их? — кивнул подросток на Лава, которого выводили из зала.
— На телеге повезут, — Гудзон рассмеялся. «Дядя Кеннет приглядит за казнью, а оттуда — сразу в его резиденцию вернемся, уже и к свадьбе пора одеваться».
— Интересно, какое у Энни будет платье? — задумчиво спросил Джон, садясь в седло. «У Мэри серо-голубые юбки, я видел, когда им обед приносил. А почему нам нельзя надеть килты?»
— Ну, мы же не шотландцы, — рассмеялся Гудзон и пришпорил своего коня.
Виселицу было видно издалека, и капитан, взглянув на сына, сказал: «Джон, ты если не хочешь, — не смотри. Все же ты еще никогда…»
— Ну, вот и начну, — неожиданно жестко ответил сын. «Папа, это же моя семья, так что, — подросток внезапно улыбнулся, — ты не волнуйся».
Сзади раздался стук копыт, и Кеннет, нагнав их, заметил: «Вот, вы же еще тут никогда не были. Это Лит, наша гавань. Правда, тут, большей частью рыбацкие судна».
— Неплохая, — ответил ему Генри, оглядывая белый песок берега, — только маленькая. В Бервике и то больше. А, — он привстал в стременах, — вот и телега, а за ней — все остальные.
— Скорей бы с этим покончить, — вздохнул Кеннет, посмотрев на утреннее небо. «Право слово, уже и дождаться венчания не могу».
Он спешился, и, поведя мощными плечами, — взошел на помост.
Когда перерезали последнюю веревку и тела стали грузить на телегу, Джон повернулся к отцу и сказал: «Я очень рад, папа, что ты мне разрешил посмотреть. Зло должно быть наказано».
— Очень верно, — улыбнулся лорд Кинтейл и жалобно добавил: «Давайте поторопимся, дорогие родственники, не след жениху опаздывать в церковь».
В открытые ставни вливался свежий, полуденный воздух. Энни высунулась на улицу и ахнула: «Тетя Полли, там десять волынщиков, и людей — чуть ли не пять сотен!»
Мэри подняла смуглые, изящные ступни сестры из серебряного таза и кивнула женщинам, стоящим на коленях вокруг: «Ну, кто первый?»
Полли взвизгнула, подобрав под себя ноги, таз полетел куда-то в сторону и черноволосая девушка, тяжело дыша, подпрыгнула, держа в руках обручальное кольцо Мэри: «Я, я первая выйду замуж».
— Поздравляю, — улыбнулась женщина, и, надев кольцо на палец, вытирая Полли ноги, спросила: «А зачем мыть, если ты все равно — в обуви ходишь?».
— Ну, так положено, — Полли натянула чулки тонкой шерсти, и подождала, пока сестра, надев на нее черные кожаные туфли, зашнурует их вокруг ноги.
— Тетя Полли, — поинтересовалась племянница, — а вы танцевать будете, ну, потом, на празднике?
— А как же, — женщина встала и бросила последний взгляд в зеркало, — я ведь не зря занималась. Но там, в основном, мужчины танцуют, Кеннет тоже будет. Это очень красиво.
— Ну, — Мэри перекрестила невесту, — нагнись, дорогая моя.
Полли склонила голову, и сестра, водрузив на нее венок из остролиста, сказала: «Красавица ты у нас. Подкову в подол зашила?»
— С утра еще, — улыбнулась Полли, вспомнив маленькую, изящную серебряную подковку, что прислал ей жених. «И последний стежок на юбке сама сделала, как положено».
Волынки заиграли и Энни, подняв подол юбки невесты, сказала: «Ну, все, пора идти».
На перекрестке у площади уже стоял большой серебряный горшок. Полли отдала сестре букет остролиста, и, подхватив юбку, стала прыгать через него — под смех и оживленные крики толпы. Зазвенели золотые монеты, и Энни спросила: «А теперь тетя Полли должна поцеловать всех тех, кто бросил туда деньги?»
— Обязательно, — рассмеялась Мэри, глядя на горцев, что выстроились кругом на улице. Она приподнялась на цыпочках и сказала дочери: «Вон, и Генри уже нам машет, а Кеннет уже в церкви, наверное».
Процессия выстроилась за невестой, и Генри, предложив ей руку, сказал: «Ну, милая свояченица, мы по дороге сюда кое-куда зашли. Вас ждет сюрприз».
— Еще один? — удивилась Полли, но тут высокие, резные двери распахнулись, волынки заиграли еще громче, и она переступила порог собора.
Полли опустилась на колени рядом с женихом и Кеннет, наклонившись, шепнул ей: «Нет никого тебя красивей, ghr'ad geal».
Женщина услышала его сильный, низкий голос: