Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

Марфа тихо слушала, а потом, взяв его руку, спросила: «А что ты мне раньше этого не рассказывал?». Она помолчала и добавила: «Хотя нет, не отвечай, я знаю. Ну что же делать, — женщина вздохнула, — разные вещи мой брат творил, и не только хорошие. Николас, знает, наверное, что потом случилось. Выйдет на свободу и все станет понятно».

— Выйдет? — Виллем все стоял, гладя ее по голове.

— Это сын Ворона, — ответила Марфа. «Я не дам ему умереть, никогда».

Джон расстегнул камзол и прошел на кухню. Внутри было темно и прохладно, очаги — потушены, посреди стола, под фаянсовой тарелкой с мясом лежала записка: «Работаю. Не беспокой».

— Даже есть не хочется, — вздохнул он, и, взяв из поставца бутылку вина, — пошел наверх. Из-под двери мансарды виднелась полоска света.

— Констанца, — постучал он. «Констанца, это я».

— Что? — она подняла засов и встала на пороге. Джон увидел из-за ее плеча заваленный бумагами стол. Губы сестры были в пятнах чернил. «Перья грызла, — вдруг, нежно подумал мужчина, — она так всегда делала, еще маленькой девочкой».

— А что ты чертишь? спросил Джон.

— Вещи, — коротко ответила Констанца. «Извини, это на всю ночь».

Дверь захлопнулась, и Джон, грустно повторив: «На всю ночь», — пошел в опочивальню.

Белла сидела на кровати, скрестив ноги, и что-то писала при свете свечи.

Он помялся, и, поставив бутылку на маленький стол орехового дерева, сказал: «Белла, я пришел извиниться. Прости, я не должен был…»

— Поздно, — холодно ответила жена. «И выйди отсюда, от тебя на милю несет тюрьмой.

Оставь меня в покое».

— Белла, ты не можешь…, - он подошел к постели и взял ее за плечо. Жена вывернулась, и, подхватив письмо, спрыгнув с кровати, встала у двери гардеробной.

— Хочу и могу, — коротко сказала она. «Я буду спать там, — она мотнула головой в сторону гардеробной, — на кушетке.

— Ты не можешь мне отказывать, — спокойно проговорил Джон. «Я твой муж, ты мне принадлежишь по закону. Вернись в постель».

— Лучше я умру, — выплюнула Белла и, сладко улыбнувшись, добавила: «Ну что стоишь, давай, опустись до насилия над женщиной».

— Это не насилие, — медленно сказал мужчина. «Ты моя жена, я имею право…»

— У тебя больше нет прав на меня, — услышал он, раздался звук ключа, поворачиваемого в замке, и Белла, прислонившись к двери, тяжело дыша, прошептала: «Я ведь все равно — люблю его, все равно. Но я не могла иначе».

Джон посмотрел на дверь, и, взяв вино, тихо выругавшись, — пошел в свой кабинет.

Полли присела на кровать, и, взяв руку Марфы, сказала: «Матушка, а почему вам туда нельзя, ну, в Адмиралтейство? Ужасно, когда тут сидишь, и ждешь».

Марфа вздохнула и, поцеловав женщину в щеку, ответила: «Женщин туда не пускают, милая, что уж делать. Ну да посмотрим, может, быть, и правда — все обойдется, и отпустят Николаса».

Она поднялась, и, наклонившись над колыбелью, тихо рассмеялась: «Какие щеки она у тебя наела!»

— У меня всегда молока много было, — махнула рукой Полли. «Матушка, а если Николаса…, ну…»

— Не повесят его, — твердо сказала Марфа. «Доклад Питера готов, карты твои — тоже, если что — Питер завтра поедет в Уайтхолл».

— Его, может, король и не примет, — Полли тоже встала и посмотрела на Темзу. «Папа сказал — просто так, без доклада, к нему только Джон входит, больше никто. Это же такой риск, матушка».

Марфа закрыла глаза и вспомнила голос сына: «В Адмиралтействе мне делать совершенно нечего. Дядя Джованни пусть едет к издателю, договаривается насчет заметок Мэри, а я останусь тут — я хочу, чтобы к завтрашнему дню все было готово».

Из-за двери донесся голос Александра: «Бабушка, мама, я записку от кузины Беллы принес.

И тетя Констанца вам письмо передала, бабушка».

Марфа взяла конверты, и, сказала Полли: «Пусть Александр тебе почитает что-нибудь, а ты ложись с Мораг и отдыхай. Правда, все будет хорошо».

Гранатовые губы женщины только чуть искривились и она тяжело вздохнула.

Марфа, выходя, поцеловала внука в затылок и шепнула: «Побудь с мамой, милый, ей сейчас тяжело очень».

Пройдя в свой кабинет, она распечатала конверты, и, пробежав глазами записки, хмыкнула:

— Дома не ночевал, ну-ну. Господи, — Марфа вдруг перекрестилась, — ну вразуми ты мальчика, не видит он, что ли — Белла его любит, и всегда любить будет, ну зачем он так с ней? А все почему, — она опустилась в кресло, — потому что боится он, видите ли. Любить боится. Не доверяет. Ну, впрочем, — она вдруг хмыкнула, — его отец только на шестом десятке этому научился. А что Констанца пишет? — она просмотрела изящные строки, и, задумавшись, потянулась за пером.

— Нет, — Марфа написала что-то и тут же перечеркнула, — нельзя этого сейчас делать. Не след ему из-под стражи бежать, тогда не только Джон на плаху ляжет, но и все мы — Яков такого не прощает.

Она спустилась вниз и сказала, постучавшись в кабинет к сыну: «Я прогуляюсь, пойду, ненадолго. Как ты там, заканчиваешь?»

— С мехами — это вы правы были, матушка, — донесся приглушенный голос Питера. «Хватит уже французской монополии, и они будут значительно дешевле, чем то, что возят из Москвы».