— Какой опиум! — рассмеялся Дэниел. «В Картахене дело было, в портовом кабаке, рома стакан налили, и палку между зубов всунули. К хирургу, мне, понятное дело, не с руки было отправляться, цирюльник пулю вынимал. Ну, и грязь занес, потом, как до корабля добрался, уже лихорадка началась. Пришлось швы снимать, и еще там резать. Еще и кость там какая-то разбита, тоже медленно срасталась».
— Да уж я вижу, — пробормотал Хосе. «Ну-ка, давай, — он протянул Дэниелу веревку с узлом на ней, — развяжи этой рукой.
Юноша поморщился, и, медленно орудуя длинными пальцами, стал развязывать. Хосе внимательно следя за его движениями, сказал: «Ты не торопись. Если больно, — отдохни, и потом — продолжай, — он потянулся за платком и, стерев пот со лба Дэниела, посмотрел на бледное лицо: «Молодец. У тебя очень хорошо получается».
Когда, наконец, узел был распутан, Дэниел тихо проговорил: «Я знаю, я занимаюсь — каждый день, еще на корабле начал. Это теперь навсегда, так?».
Хосе вымыл руки и, осматривая плечо, улыбнулся: «Будешь действовать пальцами, вот, как сейчас — восстановишься. Давай, я тебе нарисую, — он потянулся за бумагой и пером.
— Вот, — он указал на переплетение сухожилий, — тут у тебя все порвано. Когда так случается, то надо просто подождать, не торопиться — те, что остались нетронутыми, возьмут на себя работу утерянных. Так, что, — он кинул юноше рубашку, — все будет хорошо, тем более рука левая. Как тебя угораздило-то, по работе?
Дэниел жарко покраснел, и, медленно завязывая льняные тесемки у ворота, спросил:
«Хочешь рома? Вам ведь можно?».
Хосе внимательно посмотрел на юношу и тот улыбнулся: «Да не пью я, не пью. Я просто с тобой посоветоваться хотел».
Дэниел достал серебряную, с золотой насечкой флягу, и, налив чуть-чуть себе, заметил:
«Это с того галеона, что мы на Азорских островах взяли, ну, я за обедом рассказывал».
Хосе отпил и посоветовал: «Ты не тяни, дорогой мой Дайчи-сан, говори прямо».
Юноша посмотрел на яркое, осеннее небо, и, вздохнув, начал.
Выслушав его, Хосе повертел в руках флягу: «И что, ты после той ночи к ней не возвращался?»
— Вернулся, конечно, — удивился Дэниел. «Как пулю вынули, сразу и вернулся. Там все закрыто было, у них, я даже стучать не решился — не хотелось, знаешь, пулю еще и в лоб получать. А в городе я ее больше не видел. Скажи, а она может…, - Дэниел опять покраснел.
«Ну…»
— Может, конечно, — Хосе потянулся и потрепал юношу по волосам. Ну что я тебе могу сказать — езжай, забирай сестру, ищи свою Эухению».
— Она меня, может, и не простит, — мрачно отозвался Дэниел. «Я ведь обещал вернуться, и не вернулся».
— Ну, вот и вернись, — Хосе помолчал и, подойдя к окну, глядя на далекую, темную полоску леса, на распаханные поля фермеров, подумал: «А если ей сказать? Да ну, она меня вчера только увидела, да и потом — я ведь еще не еврей, и, неизвестно, когда им буду. Какая девушка согласится ждать так долго?»
Он повернулся, и ласково закончил: «Потому что, Дэниел, если она тебя любит — она ждет, поверь мне».
Марфа разлила вино и сказала: «Хорошо, что Джованни и Мияко-сан детей забирают в свою усадьбу, все меньше шума будет, Тео он сейчас ни к чему совсем. Марта тоже с ними поедет, поможет им обустроиться, а я уж по хозяйству буду тут, — она отпила вино и вздохнула: «Господи, только бы обошлось все».
— Обойдется, — уверила ее акушерка. «Да и что с хозяйством, едим мы немного, мистер Майкл, — тот днем вообще все время с миссис Тео, читает ей, а ночью уже мы — по очереди. Все хорошо будет».
Марфа сложила кончики нежных пальцев и вдруг прикусила губу: «Миссис Стэнли, ну как же это так? А если случится что-то?».
— Мистер Джозеф очень, очень хороший врач, — мягко ответила акушерка. «Он совсем не такой, как здешние доктора — те же нас за ровню не считают, свысока обращаются, а он — совсем другой».
— Я смотрю, — лукаво заметила Марфа, — они с Мирьям вместе за столом сидят.
Акушерка только улыбнулась, и, приподняв серебряный кубок, отпив, поставила его на круглый стол красного дерева. «Они ведь не родственники, миссис Марта».
— Не родственники, — согласилась ее собеседница, опустив длинные, темные ресницы, поигрывая изумрудным браслетом на сливочном, тонком запястье. «А пожалуй, вы правы, миссис Стэнли, — видела, я, как Иосиф на нее смотрит, да и она тоже, — женщина усмехнулась, — дышит глубоко».
— Он ее, правда, ниже, — задумчиво отозвалась акушерка. «Мирьям в сэра Стивена пошла, конечно. Ну, как Полли в мистера Джованни. Вы детям-то скажете, как вернутся они с мужем из Нового Света?»
Марфа кивнула и, осушив бокал, пробормотала: «Что ниже, так сами знаете, миссис Стэнли, — лежа все одного роста».
Ее собеседница расхохоталась: «Да уж, вы мне сами рассказывали, помните, ну про отца Теодора — сколько он ростом-то был?
— Шесть футов пять дюймов, — тоже смеясь, ответила Марфа. «Ну и… — она не закончила и миссис Стэнли улыбнулась: «Да уж понятно».