Вельяминовы. Век открытий. Книга 1

Нелли Шульман

ВЕЛЬЯМИНОВЫ – ВЕК ОТКРЫТИЙ КНИГА ПЕРВАЯ

Часть первая

Весна 1848 года

Ньюпорт

Кованые, в три человеческих роста, ворота имения Горовицей распахнулись. Карета, запряженная четверкой гнедых лошадей, промчалась по ухоженной, окруженной зелеными газонами, дорожке, и остановилась у гранитного портика. Лакей в кипе открыл дверцу экипажа: «Миссис Горовиц. Все готово, мы вчера получили вашу каблограмму. Такое несчастье, такое несчастье...»

Батшева была в трауре, роскошном, пышном черном платье черного муара, с гагатовым ожерельем. Светлые, завитые волосы прикрывал капор, отороченный мехом соболя. Она сбросила в руки лакею бархатную, уличную накидку. В холле особняка, где наверх уходила широкая, дубовая лестница, женщина остановилась. Она деловито посмотрела на изящные часы с бриллиантами, что висели у нее на браслете: «Миссис Эстер еще в синагоге, с мистером Горовицем. Мальчиков привозит мистер Бенджамин-Вулф, поездом из Вашингтона. С ним будет мистер Дэвид, его сыновья, и мисс Марта. От мистера Фримена пришел кабель? - Батшева требовательно посмотрела на лакея.

- Они приезжают вечерним рейсом из Бостона, - поклонился тот. «Мистер Натаниэль и вся семья. Комнаты убраны, конечно».

- За обедом, - Батшева посчитала на пальцах, - будет тринадцать человек..., - она внезапно замерла: «Детей отправить в малую столовую? Ерунда, суеверия, тетя Эстер меня на смех поднимет...».

- Шиву мы сидим здесь, - Батшева сняла перчатки. «Не забудьте, в столовой должны быть накрыты закуски, для посетителей. Завтра и начнем, сразу после похорон. Вы помните, - она внезапно вздохнула, - с прошлого года».

- Шиву-то и некому сидеть, - женщина зашла в свой будуар. Там было безукоризненно чисто, пахло фиалками. Горничная, завидев ее, присела. Горовицы не держали чернокожих слуг, ни в Ньюпорте, ни в Вашингтоне. Натан, в кругу семьи, говорил: «Лучше я дам работу еврею. В конце концов, это заповедь. Хватит и того, что я жертвую деньги на образование для чернокожих, на больницы..., Сейчас много эмигрантов из Европы. Дела в Америке на всех хватит».

Шесть лет назад он ушел в отставку с поста заместителя генерального прокурора. Вместе с Вандербильтами, Натан занялся развитием железных дорог и пароходного транспорта на Миссисипи. «Когда майор Горовиц, - он подмигивал старшему сыну, - завоюет нам Калифорнию, я все это брошу. Перевезу сюда предприятие Судаковых, вместе с ними. Будем делать американское вино, дорогие мои».

Батшева отпустила горничную и устроилась на бархатной кушетке. Она взяла ридикюль крокодиловой кожи и нашла внутри маленький, в обложке из слоновой кости, альбом с дагерротипами.

- С женой он не успел сделать карточку, - вздохнула Батшева, глядя на красивое лицо старшего сына. Хаим стоял, в офицерской форме, положив руку на плечо Дэниела. «Восемь лет назад еще не было столько художников, как сейчас. Бедный Дэниел, - подумала она о старшем внуке, - мать годовалым потерял, а теперь и отец..., Хотя, сколько он Хаима видел. Тот все время в армии был..., И Дэниел тоже в Вест-Пойнт собирается. Не отговорить его».

Майор Хаим Горовиц погиб в прошлом году, на мексиканской войне. Старшего сына Батшевы похоронили здесь, в Ньюпорте, на семейном участке Горовицей.

- Когда-нибудь, - услышала Батшева слова свекрови, - у нас будет военное кладбище, общее, в Вашингтоне. Покойный Дэниел, - Батшева тогда покраснела и отвела взгляд от темных, обрамленных морщинами глаз, - еще во время войны за независимость об этом говорил.

Эстер неожиданно легко, несмотря на свой возраст, наклонилась, и погладила серый гранит на могиле первого мужа: «Тогда мы перенесем их захоронения. Тедди уже это сделал. Теперь капитаны Кроу в столице лежат».

- А тетя Мирьям рядом с дядей Меиром, - Батшева перевернула страницу. Дагерротип был разрезан на две части. В альбоме лежала только левая сторона. «Это они в Цинциннати позировали, -вспомнила Батшева. «Джошуа годик исполнился, а Элияху раввином уже был». Она посмотрела на красивую, молодую, темноволосую женщину. Она держала на коленях пухлого, в бархатном платье мальчика. Погладив пустое пространство справа, Батшева велела себе не плакать.

- Некому шиву сидеть, - повторила она. «Тедди не еврей, Джошуа одиннадцать лет всего лишь, а Элияху...». Большие глаза Стефании Горовиц нежно, доверчиво смотрели на нее. Она улыбалась. Батшева заметила на ее плече что-то белое. Это был кончик пальца. Когда свекровь, раздув ноздри, разрезала дагерротипы и бросала в камин письма Элияху, ее ножницы дернулись. «Все, что осталось, мальчик мой, - сдавленным голосом сказала Батшева, - все, что осталось от тебя». Женщина прижалась губами к дагерротипу. Она все же не выдержала, и расплакалась. Батшева вспомнила яростный голос свекрови:

- Ты будешь сидеть шиву! Ты, и Натан! Так положено! - Эстер метала в камин обрывки бумаг. «Чтобы я больше не слышала этого имени в своем доме. Ты наденешь траур и будешь принимать соболезнования, потому что у тебя больше нет сына, а у меня внука».