Вильямсону выдали тюремную одежду, штаны и рубаху из грубого, серого холста. Он быстро писал. Левая рука у него была до сих пор перевязана. Дэниел, довольно, оглядывал камеру. Вчера Стэнтон вызвал его и поздравил со званием полковника. «Капитан де Лу не хочет становиться майором, -развел руками военный министр, - подает в отставку. Говорит, у него в Европе какие-то дела. Жаль, он отменно служил».
Дэниел примерно представлял себе, какие у Макса могут быть дела в Европе, но Стэнтону говорить об этом не стал.
- В конце концов, - размышлял Дэниел, идя к военному портному, ему надо было заказать новую форму, - у нас не так много радикалов. Здесь не Европа, здесь не будет забастовок, профессиональных союзов, коммунистических ячеек. Американцам этого не нужно. У нас огромная страна, все дороги открыты. Человек с головой на плечах всегда выбьется в люди. Мы тоже, - Дэниел усмехнулся и остановился на углу Индепенденс-авеню, - со скромного домика в Бостоне начинали.
В столице потеплело, и он напомнил себе, что надо купить Аталии цветы.
Он принес ей записку от отца и букет фиалок. Врач сказал ему, что девушка начала вставать, готовить себе чай и Дэниел улыбнулся:
- Я рад, что тебе лучше, милая. Когда заговорщики пойдут под суд, я тебя отвезу к раву Штерну. Он тебе найдет хорошую еврейскую семью, и ты у них поживешь, до хупы. У меня просто пока много дел, - извинился Дэниел.
Он был в темном, английской шерсти костюме, в дорогих ботинках, с шелковым галстуком, пахло от него сандалом. Аталия, исподволь, посмотрела на его ухоженные, с чистыми ногтями руки. На костяшках пальцев виднелись мелкие, заживающие ссадины.
Аталия дождалась, пока он уйдет, и забралась в постель. Она едва прочитала первые слова:
- Милая моя доченька, прости меня, прости…, - и разрыдалась:
- Папа, папочка…, Папа, ты будешь жить, обещаю тебе…, А Майкл…, - Аталия опустила записку и вытерла слезы с глаз: «Господи, это я виновата в его смерти, я знаю».
В следующий раз Дэниел пришел к ней в новой, темно-голубой, форме полковника. Он сидел у ее кровати, рассказывая ей о ремонте, что он сделает летом в особняке, об их доме в Ньюпорте:
- Там свой участок берега, с причалом, - говорил мужчина, - я закажу яхту в Нью-Йорке. Мы сможем выходить в море. Там и синагога рядом, очень удобно проводить лето. Тебе надо вставать, милая, -озабоченно заметил Дэниел, - я хочу тебе все показать. Ты здесь станешь хозяйкой.
Он принес Аталии The National Intelligencer с некрологом по Майклу. В нем говорилось о большой утрате для страны, о молодом, блестящем политике.
- На похоронах был весь кабинет, - небрежно заметил Дэниел, - даже президент Джонсон приехал. Он произносил надгробную речь. Майкла, - Дэниел пощелкал пальцами, - потрясла утрата, президента, неудивительно, что он не смог дальше жить, - полковник Горовиц вздохнул.
Они стояли в столовой. Аталия вспомнила: «Здесь мы завтракали, тогда, в тот день…, Папа жив, а Майкла больше нет». Дэниел помолчал и добавил: «Твоего второго бывшего жениха тоже там похоронили. Без шума, как ты понимаешь. Твой отец рассказал мне, что вы были помолвлены с Мэтью».
Аталия сжала зубы:
- Я тогда была маленькой девочкой. Никакой помолвки не было. А с Майклом…, - она задохнулась и, махнув рукой, вышла из комнаты. Она плакала, спрятавшись в спальне, мотая головой: «Майкл, прости меня, прости…». Было тихо, Дэниел к ней не поднимался. Аталия, внезапно, подумала: «Капитан де Лу…Он может меня увезти в Европу. Я ему, кажется, нравилась…, Может быть, он на мне женится…, Хотя кому я теперь нужна, такая…, - Дэниел ее не трогал, только несколько раз поцеловал в лоб. Он даже за руку ее не брал:
- До хупы нельзя, - объяснил ей полковник Горовиц, - мы, к сожалению, даже видеться с тобой не сможем, милая. Я буду очень скучать, - серые глаза пристально посмотрели на нее.
- Нет, - горько поняла Аталия, - мне никуда не убежать. Дэниел мне никогда такого не простит. Папа сразу умрет, Дэниел об этом позаботится.
Передачи отцу пока не разрешали, но полковник Горовиц уверил ее:
- Когда вынесут приговор, и мистера Вильямсона переведут в тюрьму, ты, конечно, сможешь послать ему что-нибудь.
Аталия сидела в кресле, перелистывая Библию. Она думала, что надо за лето научиться вязать: «Может быть, папа будет в Массачусетсе, или Нью-Йорке. Там холодные зимы. Ему нужен шарф, нужна нижняя рубашка, шерстяная. Надо сшить белья…, Только я шить не умею, - вспомнила Аталия и разозлилась:
- Научись. Он…, полковник Горовиц говорил, что в семью меня устроит. Научись шить, готовить…, Папе можно послать джем, он порадуется. К Рождеству что-нибудь…, К Хануке, - подумала Аталия, вспомнив книгу, что ей принес Дэниел. Там говорилось о еврейских праздниках.
Она открыла дверь и замерла. Капитан де Лу, в штатском, отменно сшитом летнем костюме стоял на крыльце с букетом белых роз. Было яркое, солнечное утро, его белокурые волосы играли золотом, голубые глаза смотрели весело и прямо.