Вельяминовы. Время бури. Книга 1

– У нее нет оружия. Она меня не пристрелит, побоится. Она знает, что я здесь не один…, – Макс, внезапно, прижал девушку к стене. Она даже не могла пошевелиться:

– Негативы я отдам, когда посчитаю нужным…, – от него пахло табаком, у него были ловкие, цепкие пальцы. Тони попыталась вывернуться:

– Оставьте меня в покое. Вы получили, то, что хотели…, – Макс раздул ноздри:

– Милочка, заткнитесь. Я решаю, что делать…, – сучка вцепилась зубами ему в запястье. Фотографии полетели на пол. Макс ударил ее по лицу, из носа девушки закапала кровь:

– Молчите, – он развернул ее лицом к стене, – я ваш хозяин, и не вздумайте от меня убегать. Я вас найду, и вы об этом пожалеете…, – коленом раздвинув ей ноги, он задрал юбку к пояснице. Тони дернулась, сжав руки в кулаки:

– Если его не убьют русские, то убью я, обещаю. Рано или поздно я его застрелю…, – она почувствовала горячее, липкое у себя на ногах. Фон Рабе застегнулся:

– Поняли, леди Антония? Если нет, я могу повторить. Я могу сдать вас русским. Герр Петр, – он кивнул на дверь квартиры, – вас лично пристрелит, когда узнает, кто вы такая.

Он вытер руку об окровавленное лицо девушки:

– Ведите себя тихо, подчиняйтесь мне…, – фон Рабе ушел. Глубоко выдохнув, девушка собрала фотографии.

– Ему не жить, – зло подумала Тони, спускаясь вниз, – он мертвец. Его ищут и скоро найдут…, – Тони вспомнила фото в руках у Мишеля.

Проскользнув в туалет открытого кафе, девушка вымыла лицо. В маленьком зеркале отражались растрепанные волосы, круги под глазами:

– Кузен Мишель в Валенсии…, – девушка помотала головой:

– Нет, нет, он мне отказал. Ты встретишь человека, который тебя полюбит, и ты полюбишь его…, – закрывшись в хлипкой кабинке, Тони закурила. Унитаза здесь не было, только выложенная плиткой дырка в полу. Она медленно, методично рвала фотографии на мелкие кусочки:

– Когда это случится, я все расскажу. Он меня будет любить, он поймет…, – Тони дергала за цепочку, пока не увидела, что все обрывки исчезли.

Тщательно вымыв руки, она пошла домой.

– Изабелле объясню, что возвращаюсь в Барселону…, – на Пасео дель Прадо девушка услышала, шелест каштанов, под ветром:

– Сяду на первый поезд, в Валенсию, а оттуда в Мексику…, – она, обессилено, прислонилась к стволу дерева.

Наверху сверкал Млечный Путь:

– Мы обсуждали московские процессы, с Джорджем, в Барселоне. Он удивлялся, что обвиняемые признавались в несуществующих преступлениях…, – Тони горько улыбнулась:

– Иногда тебе угрожают чем-то, чего ты не можешь перенести, о чем не можешь подумать. Тогда ты говоришь:

– Не делайте этого со мной, сделайте с кем-нибудь другим…, – она подышала, вспомнив лазоревые глаза Петра.

Ей в голову пришли слова песенки, которую Тони выучила девочкой, в скаутском отряде:

Underneath the spreading chestnut tree
I loved him and he loved me…

Она шепнула:

Под развесистым каштаном
Продали средь бела дня,
Я тебя, а ты меня… -

Тони съехала вниз, на брусчатку бульвара:

– Фон Рабе прав. Петр отдаст меня немцам, когда узнает, кто я такая. Надо забыть о нем, навсегда. Я так и сделаю. И я его отдам, чтобы спасти свою жизнь.

Тони подняла голову. В звездном небе слышался шум самолетных моторов. Проводив глазами республиканские истребители, девушка нашла в кармане кителя ключи. Пора было собираться. Тони хотела попасть на первый утренний поезд.

Утром бойцам батальона Тельмана разрешили отправиться в Мадрид. Они занимали окопы рядом с университетом. Франкисты отошли дальше, к западу. Товарищ Ренн, командир батальона, на поверке, сказал:

– Оставим дежурных, из каждой роты, а остальные…, – немец повел рукой в сторону города, – получают увольнительную, до полуночи.

У Ренна была отличная выправка. Во время войны он служил офицером в королевском саксонском лейб-гренадерском полку. Немцы рассказали англичанам, что Ренн происходил из старой, аристократической семьи. Его отец служил воспитателем у саксонских принцев. Командира, когда-то, звали Арнольд Фридрих Фит фон Гольсенау. Сменив имя, он отказался от титула, когда вступил в партию. И он, и комиссар батальона, товарищ Бредель, прошли через арест и превентивное заключение в концлагере. Многие бойцы батальона, где служил Джон Брэдли, знали, что такое тюрьма и Дахау. Немцы о таком говорить не любили. Джон, конечно, их и не расспрашивал.

Он обслуживал несколько танков и автомобили, приданные батальону, старые рено и форды. Ребята знали, что Джон не коммунист, но здесь воевали, разные люди. У них были немцы, англичане и русские. Советские ребята, пригнавшие в Мадрид танки, обучали бойцов управлению машинами.

Джон успел побывать за рычагами Т-26. Вечером он сидел, привалившись к закопченной стене университета, тяжело дыша. Рядом опустился командир его танка. Русский не понимал английского языка, в бою они объяснялись на пальцах. Джон не хотел показывать свое знание русского. В беспрерывном грохоте, чувствуя, как трясется, броня, в запахе гари, юноша успел подумать: