Вельяминовы. Время бури. Книга 2

– Не забыл ты меня. На канале Принсенграхт кое-кто тебя ждет… – Эстер, сначала, хотела оставить Элизу у себя, и даже приготовила ей комнату. Однако девушка отказалась:

– Не хочу тебя обременять. Я телеграммой забронировала номер, в своем старом пансионе. Буду приходить с Гаменом, каждый день, гулять с мальчиками, помогать тебе… – девушки мыли посуду на кухне. Эстер вздохнула:

– Хорошо. Аарон еще не уехал. Ты права, такое неудобно.

Гамена оставили в доме Кардозо. Доктор Горовиц отпустил дочь в кино:

– Мы сами справимся, – близнецы, гонялись за собакой, – сходи, отдохни. Перекусите в кафе кошерном. Чтобы раньше десяти вечера дома не появлялись, – велел отец: «Я мальчишек спать уложу, не волнуйся». Эстер прижалась щекой к его щеке:

– Спасибо, папа. Мы с Элизой по магазинам прогуляемся… – Давид, уезжая, оставил жене деньги, но доктор Кардозо настаивал на полном отчете о тратах. Муж не одобрял бездумных, как говорил Давид, покупок. Отец, в сентябре, приехав в Амстердам, отдал Эстер конверт. Доктор Горовиц пробормотал: «Ерунда. Побалуй себя». Эстер баловать себя не стала. Она завела счет в банке, на свое имя. На подобное разрешения мужа больше не требовалось.

– На всякий случай, – Эстер открыла зонт, выходя из банка, – Давиду знать не обязательно. Он тоже передо мной не отчитывается. Я понятия не имею, сколько он зарабатывает… – муж не был скупым человеком, но всегда наставительно говорил, что деньги любят счет. Сотню долларов из подарка отца Эстер спрятала в кошелек. Она не хотела покупать новую одежду, пока не похудеет:

– Но можно посмотреть сумочку, обувь. Давиду скажу, что тетя подарила. Он проверять не станет, а тетя в Париж собирается, из Кельна… – они с Элизой договорились сходить в парикмахерскую. Баронесса де ла Марк никогда не делала маникюр.

Эстер удивилась, Элиза махнула рукой:

– Моя мама на внешность внимания не обращает, это суетное. В монастыре, тем более, эмали для ногтей не имелось. Я в прошлом году сорняки пропалывала, на огороде, – девушка расхохоталась.

Эстер нравилось проводить с ней время. Переехав в Европу, она растеряла американских подруг. Она ходила только к друзьям Давида, университетским преподавателям, людям старше Эстер. Она скучала по танцам, кафе и кинотеатрам. Иногда Эстер думала съездить в Лондон. Тетя Юджиния ее приглашала, но с двумя младенцами на руках путешествие становилось тяжелым, если не невозможным.

– Все равно съезжу, – Эстер надела шляпку:

– В Лондон самолеты летают. Мальчики подрастут, навестим родственников… – она не предполагала, что муж отправится с ней. В Амстердаме Давид, все время, проводил в библиотеке, в университете, или в госпитале. Эстер восхищалась мужем. Он считался самым талантливым из молодых медиков Европы, выпустил две монографии, и готовил третью. Давид защитил докторат, получал премии за статьи и твердо намеревался стать нобелевским лауреатом. Муж, однажды, сказал:

– Жаль, что папа умер, не успев понять механизм заражения сыпным тифом, от вшей. Иначе премия ему, и Риккетсу, была бы обеспечена.

Эстер напомнила себе:

– Ему два года исполнилось, когда профессор Кардозо скончался. Давид не знал отца. Неудивительно, что он так говорит… – она уважала трудолюбие и упорство Давида, однако, иногда, не соглашалась с мужем. Доктор Кардозо пренебрежительно относился к простым медикам:

– Такие люди, как твой отец, как ты, не двигают вперед науку. Он вправляет вывихи, а ты принимаешь роды. Вас тысячи, а нас, ученых, по пальцам можно пересчитать, – Эстер давно прекратила спорить с мужем на такие темы. Давид был упрямым, и она тоже. Обычно все заканчивалось тем, что кто-то из них, в сердцах, хлопал дверью, и уходил ночевать в кабинет.

– Чаще Давид… – горько сказала себе Эстер, идя к пансиону кузины:

– Он каждый раз в кабинете спит, когда я в микву хожу. Хочет меня отучить. Говорит, это антисанитарная, средневековая привычка… – она посмотрела на руки:

– Не похудела, а обещала. Хоть ногти в порядок приведу. Скоро в госпиталь возвращаться… – с нового года Эстер брала няню. Она выходила на должность ординатора в родильном отделении больницы при Амстердамском университете.

Рассчитываясь за розы, Меир вспоминал Ирену. Когда доктор Горовиц и миссис Фогель вернулись в город, они с Иреной, по выходным, стали уезжать на Лонг-Айленд. Меир говорил отцу, что занят на работе, Ирена отговаривалась ночевками у подруг. Меир вдохнул тяжелый, сладкий запах цветов:

– Она меня любит, будет ждать. А я? – он понял, что покраснел:

– Надо сначала закончить воевать. Разберемся. Хотя неизвестно, сколько времени все протянется… – они с братом вышли на узкую улицу. У касс кинотеатра выстроилась очередь, Меир прищурился: «Идут. С пакетами, как я тебе и говорил».

Рав Горовиц усмехнулся:

– Женишься, мой дорогой, и поймешь, что жену надо баловать. Сказано, что мужчина должен одеваться ниже своих возможностей, а жену содержать, как королеву. И быть добрым, и непритязательным, конечно. Забери пакеты у кузины Элизы, – скомандовал Аарон, – а я позабочусь об Эстер.

Девушки свернули зонтики. Элиза, весело, сказала: