Вельяминовы. Время бури. Книга 2

В прозрачных, голубых глазах мистера Френча промелькнула усмешка:

– Робеспьер закончил свои дни на эшафоте, мистер Троцкий… – она медленно очиняла карандаш, – вы не думаете, что со Сталиным может случиться то же самое… – Троцкий покачал темноволосой, в седине головой:

– Внутри страны оппозиция задушена. Эмигранты слабы и разобщены. Боюсь, нам предстоит много лет видеть его на олимпе власти. То есть вам, – поправил себя Троцкий: «Я не доживу».

Сквозь шум автомобильного мотора Тони уловила далекое жужжание самолета. Воздушных атак ждать не приходилось, они были в глуши.

Барселону националисты пока не бомбили. Тони мрачно думала, что налеты ничего бы не изменили. В городе и так попадались разрушенные здания, оставшиеся после весенних стычек ПОУМ, анархистов и коммунистов. На углах домов расклеили республиканские плакаты. Солдат в форме пронзал штыком корчащегося на земле червя, с надписью «ПОУМ». Червь распадался на две части, из них появлялась свастика.

Высунув голову наружу, поморщившись от ветра, Тони сплюнула на дорогу. Самолет шел на восток, к Барселоне. Скорее всего, это была одна из машин, работающих на воздушном коридоре в столицу. С побережья перебрасывали войска и оружие.

– И советских военных специалистов, – презрительно подумала Тони, – то есть представителей НКВД. Развели чистки, будто и не уезжали из Москвы, – Хемингуэй дал ей прочесть черновик пьесы, которую он писал в осажденном Мадриде.

– Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок… – Тони усмехнулась:

– Цитируешь самого себя… – девушка отдала Хемингуэю стопку бумаг:

– Все не так, Хэм. В пьесе нет ни одного русского, а Мадрид ими кишит. Благородные контрразведчики ловят франкистских шпионов, а другой рукой они расстреливают под Барахасом жен и детей офицеров Франко. О таком ты не упоминаешь… – Хемингуэй коротко ответил:

– Не время. Ты вставила в книгу главу о расстрелах потому, что хотела получить бестселлер. Ты играешь на чувствах читателя… – Тони покачала ногой в армейском ботинке:

– Ты, Хэм, видимо, пишешь не будущие бестселлеры, а так… – Тони щелкнула пальцами, – строчишь для собственного развлечения. Нет… – она задумалась, – книгу о войне еще предстоит создать. Я журналист, а ты… – Тони отпила вина, – ты сможешь такое сделать. Когда здесь все закончится, – девушка вздохнула, – посмотрим, скоро ли… – кроме Хемингуэя, в Барселоне, больше никто не знал о мистере Френче. Тони была уверена, что писатель не раскроет ее псевдоним.

– Никогда такого не случится… – весело говорила себе Тони, – он знает, что такое честь журналиста.

Девушка думала о Джульетте Пойнц. В Нью-Йорке, Тони долго ждала женщину, но мисс Пойнц не вернулась с прогулки. Потом Тони прочла, в New York Times, о загадочной пропаже. Полиция Нью-Йорка не нашла тело, однако в интервью заявили, что мисс Пойнц, скорее всего, была убита, в ходе уголовного преступления. Никаких политических мотивов в исчезновении не нашли.

Троцкий написал Тони из Мехико, прямо обвиняя в похищении Пойнц агентов НКВД.

Тони отгоняла от себя мысли о Петре. Она понимала, что юноша оказался в Нью-Йорке не случайно.

– Я могла бы пойти в полицию… – вдали показались скалы Теруэля, – направить их в пансион Петра. И что? Он, и его… – Тони поискала слово, – коллеги, к тому времени были в Атлантическом океане, на борту советского корабля, с Джульеттой. Бедная Джульетта, ее, наверное, расстреляли… – вернувшись в Барселону, Тони сидела за работой. Девушка оторвалась от пишущей машинки:

– Даже если фон Рабе здесь появится, он не станет избавляться от Петра. Он считает, что получает правдивую информацию от русских. Петру фон Рабе тоже пригодится. Может быть, НКВД собирается внедрить Петра в Германию, под видом перебежчика… – Тони вздохнула: «Они нашли друг друга. Ладно, фон Рабе, видимо, забыл о моих фото…»

Стоял сухой, жаркий октябрь. Тони вышла на маленький балкон, разглядывая шпили Саграда Фамилия. По приезду в Барселону она купила хорошо сделанный испанский, республиканский паспорт, куда вклеили ее фото. Она стала Антонией Эрнандес, девятнадцати лет от роду, уроженкой Мадрида. В кармане у нее лежала бумага с номером безопасного ящика, на барселонском почтамте. Петр попросил ее отправить записку, когда Тони окажется в городе. Она сообщила русскому свой адрес. Оставалось только ждать.

Тони предполагала выйти замуж за Петра, в Москве, провести пару лет в Советском Союзе, и вернуться на запад. Она не видела никаких препятствий. Настоящий, британский паспорт девушки, был в порядке. Стоило Тони переступить порог посольства Его Величества в Москве, как о ней бы немедленно позаботились отец, брат, и остальная семья.

– Меня вывезут оттуда, – Тони свернула к штабу республиканцев, – не сомневаюсь. Не стоит отправлять им письмо из Барселоны. Или стоит? – она еще не решила. Существовала некоторая опасность, что Петра арестуют и расстреляют. В таком случае арестовали бы и ее, но книга, усмехалась девушка, только бы выиграла: