Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Герр Вальтер, подобным людям титул не нужен. Они дальние родственники царской династии. Воронцовы-Вельяминовы, по прямой линии, происходят от варягов, или викингов, как вы их называете.

Глаза у герра Кроу были спокойные, пристальные, лазоревые. Он углубился в разговор с Геббельсом. Молодой человек, изредка, посматривал на кружащиеся пары. Шелленберг напомнил себе:

– Надо обратить внимание, на ту, кого он пригласит. Пока он не танцевал, но только третий вальс. К тому же, из женщин здесь леди Мосли и Юнити, – Шелленберг, невольно, улыбнулся, вспомнив фотографии мисс Митфорд, – и оперные дамы…, – очередь до легких жанров пока не дошла. На приеме пели любимые актрисы Геббельса.

Вальс закончился, музыканты поклонились. Геббельс шепнул Питеру:

– Сейчас выступит наша молодая певица, Габриэла фон Вальденбург. Старая песня, прошлого века…, – рейхсфюрер вздохнул:

– Очень трогательная, герр Кроу. Моя любимая…, – бархатные шторы, скрывавшие устроенный в гостиной подиум, отдернулись. Он услышал аплодисменты:

Циглер, оказывается, преуменьшил ее красоту.

Золотисто-рыжие волосы, заплетенные в косы, падали на стройную спину. Габриэла оделась в традиционный костюм женщин из гор Гарца, жен и дочерей рудокопов. Черная, пышная, юбка едва закрывала колени, на белую, кружевную блузу девушка накинула расшитую шаль. Длинные ноги в простых, крестьянских туфлях сверкали летним загаром. Она пела высоким, сильным сопрано:

Ich hab die Nacht geträumet
wohl einen schweren Traum,
es wuchs in meinem Garten
ein Rosmarienbaum….

Геббельс всхлипнул, Питер сжал зубы:

– Все они такие. Гитлер со мной о собаках разговаривал. Об овчарке своей…, – Питер заставил себя успокоиться:

– Мелкие чиновники. Неудачники, дорвавшиеся до власти, оболванившие страну…, – он помнил влажное, холодное пожатие вялой руки Гитлера. Питер потом пошел в умывальную, и долго тер ладони мылом.

Габриэла пела о золотом кувшине, выпавшем из рук. Среди осколков виднелись алые капли.

Was mag der Traum bedeuten?
Ach Liebster, bist du tot?

Геббельс прошептал:

– Ах, герр Кроу, как это прекрасно…, – зал взорвался аплодисментами. Габриэла поклонилась:

– Следующую песню я посвящаю нашим доблестным штурмовикам! Я уверена, что мне будут подпевать!

– Im Wald, im grunen Walde…, – Габи маршировала по сцене, эсэсовцы довольно ревели. Питер слышал ее голос:

– Ach Liebster, bist du tot? Может быть, мой любимый мертв…, – он твердо сказал себе: «Ерунда. Я с ней потанцую, отвезу ее домой, и все. Никакой опасности нет».

Питер попросил: «Представьте меня фрейлейн фон Вальденбург, пожалуйста».

После выступления фрейлейн фон Вальденбург переоделась в сшитое по косой, струящееся платье сиреневого шелка. У нее была узкая, нежная спина, пахло от девушки свежими цветами. Косы Габриэла уложила на затылке. Геббельс подвел к ней, как выразился рейхсминистр, ближайшего помощника фюрера Мосли. Габи подала герру Кроу руку для поцелуя.

Габи получила письмо от Генриха, городской почтой. В короткой записке говорилось: «Дорогая фрейлейн фон Вальденбург, прилагаю ноты заинтересовавшего вас отрывка из Бетховена». Габи сидела над нотами, с карандашом в руке: «Герр Питер Кроу. Конечно, я с ним потанцую».

Аарону о задании знать было не нужно. Габи потихоньку готовилась к отъезду, передавая уроки знакомым частным преподавателям. Генрих хотел перенести тайник в другую квартиру. Габи надо было выбрать безопасное время для визита группы.

– Не сегодня, – решила она, танцуя с Питером, – сегодня Аарон у меня ночует…, – Габи, невольно, покраснела. От квартиры рава Горовица было ближе до синагоги, но Аарон часто оставался у нее. Он даже принес посуду.

– Мне хочется, чтобы тебе было уютно, – Аарон обнимал ее, – ты здесь выросла, а я снимаю комнаты.

В первый раз все случилось тоже в ее квартире, когда Аарон пошел провожать Габи, после вечеринки в еврейском кафе. У двери подъезда, рав Горовиц, повертел шляпу:

– Фрейлейн фон Вальденбург, я не знаю, как это сказать, и вы меня, наверное, посчитаете сумасшедшим…, Аарон прервался:

– Я такого никогда в жизни, никому не говорил, фрейлейн фон Вальденбург…, – Габи теребила сумочку. Рав Горовиц рассказывал ей о Святой Земле, и о Нью-Йорке. Габи очнулась, когда они все-таки добрались домой, через три часа после того, как ушли из кафе.

Они стояли у ограды кладбища на Гроссе Гамбургер штрассе. Рав Горовиц упомянул, что здесь похоронен Моше Мендельсон. Габи кивнула:

– Я знаю. Рядом и мои семейные могилы. Моя бабушка крестилась, рав Горовиц, – васильковые глаза взглянули на него, – но нацистам все равно. Я для них полукровка, не немка, а для евреев…,

– А для евреев вы еврейка, – у него был низкий, мягкий голос, – фрейлейн фон Вальденбург…, – она сглотнула:

– Просто Габриэла, рав Горовиц, пожалуйста…, – Габи была готова гулять всю ночь, слушая его. Они исходили все Митте, стояли на берегу Шпрее, Габи читала ему Гейне: