– Черт с ним. Выплата алиментов, и запрет на выезд сыновей из Голландии, без моего разрешения, которого я не дам. Никогда, пусть не надеется. В Европе, они должны жить со мной. Элиза только рада, и родители ее тоже. Еврейского развода, она не получит, до смерти…, – девушка вцепилась зубами в подушку:
– Я люблю тебя, люблю…, – Давид тяжело, облегченно выдохнул:
– Отдам распоряжение адвокатам. К марту надо все закончить. В мае мне надо оказаться в Конго, с Элизой.
Виллем пожал хрупкие пальцы жены:
– Я уверен, что у нашей девочки все будет хорошо. Следующим годом внука увидим, или внучку…, – он помог жене подняться со скамейки. Они шли к воротам дворца, моросило, баронесса развернула серый зонтик. Виллем поддерживал жену под локоть:
– Она на сердце жалуется. Младше меня на десять лет, а вот как вышло. Господи, дай нам с внуками повозиться, – попросил Виллем, – может быть, мальчик, в Париже, кого-то встретит. Неудобно получилось, с Горовицами. Стыдно перед Хаимом, он достойный человек. Но что делать, если Давид больше не любит его дочь…, – барон, как и его отец, всю жизнь любил одну женщину. Он только, кротко, говорил:
– Разные вещи в жизни случаются. Господь учит нас, что нельзя никого осуждать.
– Не осуждать, – напомнил себе понтифик.
Он посмотрел в большое зеркало, в гардеробной:
– Совсем старик. Может быть, в отставку уйти? Неслыханно, никто подобного не делал. Надо собраться, – велел себе папа. Заскрипела дверь кабинета. Пачелли позвал: «Они здесь, ваше святейшество. Желаете, чтобы мы…»
– Не желаю, – почти весело отозвался папа:
– Пусть Влодек его в часовню проведет. Кофе попейте, посплетничайте…, – Пачелли уловил смешок понтифика:
– Иногда, кажется, что он еще долго протянет. Вот как сейчас. Господи, излечи его…, – камерленг перекрестился.
Увидев протеже Ледуховского, Пачелли нахмурился. Лицо юноши казалось смутно знакомым. Он почти не говорил, только припал губами к кардинальскому перстню:
– Ваше высокопреосвященство…, – он был широкоплечим, с грубыми руками рабочего. Камерленг подумал:
– Вольдемар может ошибаться, насчет диплома. Хотя нет, – он всмотрелся в наполненные, болью глаза, – образованный человек, сразу видно.
Ледуховский оставил юношу в личной часовне его святейшества. Мальчик стоял на коленях перед распятием, склонив рыже-золотую голову. Понтифик, замер на пороге. Он узнал мощный разворот плеч, широкую спину, немного вьющиеся, коротко стриженые волосы:
– Внук святых. Господи, что с ним случилось? Родители говорили, что он в Париже…, – на Виллема повеяло запахом ладана. Вспомнив тихий голос кюре, в церкви, в Мон-Сен-Мартене, он поднялся. Виллем плакал.
Его святейшество раскрыл объятья:
– Сын мой, не надо, не надо. Мы здесь, мы с тобой. Иисус и Божья Матерь о тебе позаботятся…, – Виллем поцеловал тяжелое, золотое кольцо с изображением Святого Петра:
– Ваше святейшество, я должен объяснить, рассказать…, – слезы падали на сухую руку главы церкви. Пий указал в сторону деревянной кабинки:
– Пойдем, сын мой. Видишь, пригодилась она.
После исповеди он погладил мальчика по голове, как ребенка. Виллем устроился на каменном полу, закрыв лицо руками. Понтифик, осторожно, спросил:
– Ты знаешь, милый мой, нельзя принять монашество, если у человека есть какие-то обязательства…, – Виллем вспомнил ее белокурые волосы, ее шепот: «У нас будет ребенок…».
– У меня нет обязательств, ваше святейшество, – он сглотнул, – кроме тех, что я должен выполнить, по велению души и сердца…, – понтифик прервал его:
– Не надо, милый. Ты мне все сказал, я выслушал, а остальное…, – папа посмотрел на распятие, – остальное будет между тобой и Всевышним. Тобой и Иисусом. Молись ему, молись Матери Божьей…, – кроме священника в Теруэле, никто, ничего не знал:
– Пусть дальше так остается, – напомнил себе папа, – отец Хосе сохранит тайну исповеди, и я тоже. Скажу Эудженио, чтобы о мальчике позаботились, после моей смерти. Он все выполнит…, – его святейшество решил:
– Пусть Влодек его пострижет. Отец Янсеннс уезжает в Конго, с миссией от иезуитов. Он заберет Виллема. В Африке много сирот, ему будет, чем заняться. Янсеннс тоже бельгиец. Церкви сейчас понадобятся совестливые люди, – понтифик взял мальчика за руку.
– Господи, спасибо Тебе, – губы Виллема двигались, – я искуплю свою вину, обещаю. Бедностью, послушанием, целомудрием. Я буду заботиться о сиротах, всю жизнь мою, столько, сколько Ты мне отмеришь. Тогда, может быть, Иисус меня простит…, – понтифик велел ему отправить телеграмму родителям. Папа прибавил:
– Я тоже, кое-что, напишу. Пойдем…, – несмотря на возраст, он помог Виллему встать.
Пий оставил юношу в своем кабинете, на молитве. Взяв два листа бумаги, он прошел в приемную. Мальчик сообщал родителям, что принимает святые обеты, и едет в Конго. Завидев папу, кардиналы поднялись. Понтифик передал камерленгу телеграммы:
– Пусть отправят, сегодня. Влодек, – велел он иезуиту, – постриги его, в моей часовне. Он исповедовался…, – генералу показалось, что папа римский поморщился, как от боли: