Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

Приезжая в Тель-Авив, или в другие кибуцы, он никогда не стеснялся знакомиться с девушками. Они в Палестине были другими, особенно те, что тоже родились в стране. Дома все было легко, а здесь в диаспоре, люди вели себя иначе.

– Она, может быть, помолвлена, – угрюмо напомнил себе юноша. Авраам разозлился: «Подойдешь к ней, и все узнаешь».

Девушка его опередила. Он услышал веселый голос:

– Господин Судаков, где вам шили костюм? В Палестине? Меня зовут Хана. Хана Гольдшмидт…,– она протянула Аврааму тонкую руку, юноша, осторожно, ее пожал. У нее, неожиданно, оказались жесткие кончики пальцев. Авраам подумал: «Наверное, тоже музыкой занимается».

Анеля, из-под ресниц, посмотрела на него:

– Какой высокий. И рыжий, как огонь. А глаза серые. У нас я таких юношей и не видела…, – он держал ее руку. Анеля услышала стук копыт лошадей, скрип двери, почувствовала крепкие, надежные ладони. Кто-то поднимал ее, прижимал к себе, накрывал чем-то теплым. У Анели забилось сердце. Она даже поморгала, чтобы успокоиться. Юноша не отводил от нее глаз, признавшись:

– Да. В Тель-Авиве, портной. Он из Берлина приехал. Вам не нравится? – озабоченно, поинтересовался, Авраам. Девушка склонила набок изящную голову:

– Отчего же. Отменный крой. Я сама портниха, – объяснила она.

За чаем, они говорили о Палестине. Пани Анеля уезжала в Париж. Юноша, все время думал:

– Она похожа на Аарона, странно. Та же стать. У Аарона только глаза темные. Он говорил, что у его сестры и брата светлые глаза, серо-голубые. Как у нее…, – на нежных, смуглых щеках девушки играл румянец. Пани Анеля рассказала, что осталась круглой сиротой после погромов двадцатого года:

– Дядя Натан здесь пропал, в Польше, – вспомнил Авраам, – когда война началась. Не надо ей о таком говорить, она родителей потеряла…, – он предложил:

– Приезжайте к нам, пани Гольдшмидт. Откроете мастерскую, в Тель-Авиве. Я бы у вас первым клиентом был, – отчаянно добавил Авраам, – или вы на мужчин не шьете?

Темно-красные губы улыбались:

– Я на всех шью, господин Судаков. И вяжу…, – она достала из сумочки вязаную, белую кипу с голубым щитом Давида:

– Мои девочки продают. Возьмите, на память…, – Авраам, хоть и не покрывал голову, но кивнул:

– Я буду ее беречь, госпожа Гольдшмидт…, – он хотел предложить девушке сходить вечером в кино, или театр, но не успел. Она прощалась, желая ему удачи. Авраам заставил себя сказать: «Вам тоже, в Париже».

Пани Анелю позвали девочки, Авраама обступила молодежь из варшавского клуба Бейтар. Он смотрел вслед темным волосам, пока девушка не пропала в толпе. Авраам вздохнул: «Счастья ей, где бы она ни была».

Эпилог Гранада, август 1936 года

Белокаменные дома на Пуэрто Реаль, заливало безжалостное, яркое солнце, журчал фонтан. Кафе вынесли на булыжную площадь кованые столы, легкий ветер трепал холщовые зонтики. Репродуктор, на углу, транслировал американскую песенку. До музыкальной программы передали новости из столицы. Диктор, уверенным голосом, говорил, что мятежники, под предводительством генерала Франко, скоро будут разбиты.

Силы путчистов продвигались от португальской границы на восток, к Мадриду. Страна разделилась на две части. Северо-запад, и север, кроме тонкой полоски побережья вокруг Бильбао, перешел на сторону военных, попытавшихся, месяц назад, устроить переворот. В Гранаде, в глубине республиканской территории, о войне ничего не напоминало. Девушки, оправляя короткие, чуть ниже колена юбки, сверкали смуглыми, гладкими ногами. На щитах были развешаны афиши американских фильмов. В Гранаде показывали «Ярость» Фрица Ланга, и «Даму с камелиями». Главную роль играла дива, Грета Гарбо.

Пахло цветами, изредка, по площади, лениво урча, проезжал автомобиль. На столах поблескивали стаканы с орчатой, миндальным молоком. Посетители потягивали лимонад и кофе. Для вина еще было рано, на больших часах стрелка едва подбиралась к десяти утра. Издалека доносился звон колоколов, над городом царила благословенная тишина выходного дня. Официанты разносили тарелки с медовыми печеньями, жаренными в оливковом масле, с покрытыми белым шоколадом пирожными альфахор. Выпечка в этом кафе была отменной. Над столиками реял папиросный дым, люди, зевая, шуршали газетами. Республиканская пресса писала, что мятеж захлебывается.

Высокий молодой человек, с волосами темного каштана, с неожиданно синими для испанца глазами, углубился в передовицу мадридского издания ABC. Месяц назад самая популярная газета в стране раскололась. В столице издание контролировали левые силы, законно избранные представители Народного Фронта. В Севилье печатали газету ABC, поддерживающую националистов, устроивших путч. Девушка за соседним столиком, облизав ложку от мороженого, вздохнула. Сколько бы взглядов она ни бросала в сторону молодого человека, он, упорно, не отрывался от газеты.