– У нее была собака Пират… – он почесал седоватый висок, – она жила в Скалистых горах, на ранчо. Девочка американка, сомнений нет… – Давид собрал бумаги:
– Ее память сейчас похожа на слоеный пирог. Мы не знаем, что она помнит, а что забыла. Может быть, она вообще притворяется… – Давид покачал головой:
– Вряд ли. Девочке восемь лет, она не в силах противостоять профессиональному гипнозу. Даже взрослые люди, на ее месте, оценили бы историю, как правду… – Давид хотел рекомендовать Комитету прислать в интернат штатного психолога:
– Детей надо контролировать не только физически, но и с точки зрения их разума. В конце концов, здесь живет Принцесса, а она способна на проявления агрессии… – Давида беспокоило, что его бывшая подопечная не атаковала негритянку:
– С осени мы намеренно поднимали дозы адреналина, в таблетках, а Принцесса только мило поболтала, с девочкой. На нее так влияет детский коллектив… – он вспомнил, что до войны скептически относился к аналитикам:
– Я был неправ, – Давид сложил документы в портфель, крокодиловой кожи, – за психологией будущее. Возможности ее применения в военных целях практически безграничны… – он решил вернуть Принцессу на низкую дозу адреналина:
– Посмотрим, что случится во время полового созревания, – сказал себе Давид, – одно ясно, что лет в шестнадцать-семнадцать дети, то есть подростки, покинут интернат. Принцессу, в будущем, собираются использовать, как солдата. Если ей прикажут убить, кого-нибудь, из нынешних приятелей, она это сделает, не задумываясь. Она машина для приведения приговоров в действие, она не человек, благодаря нашим таблеткам. Я не удивлюсь, если она и сейчас на кого-то набросится. Дружба дружбой, а ее инстинкты никуда не делись…
Надев дубленую куртку, Давид позвонил в гараж интерната: «Подавайте машину, мы выезжаем».
На персидском ковре спальни лежали раскрытые «Три мушкетера», в довоенном, французском издании. Днем Павел перенес свои вещи в гостиную. Аня, деловито, сказала:
– Света, если что, мы рядом. Павел теперь будет спать на диване, третья кровать не понадобилась… – брат усмехнулся:
– Девчонки меня вытеснили. Я теперь один, на вас четверых… – он потрепал за ушами мопса, – хорошо, что вы у нас тоже мальчики… – Свету в интернат привезли почти без вещей. Осмотрев содержимое ее чемодана, Надя покачала головой:
– В больнице, или где ты там лежала, явно было не до нарядов. Ничего, мы обо всем позаботимся. Форму нам выдают, а платья и юбки мы тебе сошьем… – близняшки отлично управлялись с швейными машинками, на уроках труда. Света отозвалась:
– Наверное, я была в больнице. Я мало что помню, из-за войны. Мои папа и мама погибли… – Надя привлекла ее к себе:
– Все закончилось. Ты теперь в безопасности, ты, как София, словно наша сестра…
Свете понравились просторные комнаты интерната, большой актовый зал, с бюстом Ленина и красным флагом. Ее определили во вторую группу, с Павлом и Софией. Усевшись кружком на ковре, дети передавали друг другу термос с какао:
– Почему нет первой группы… – поинтересовалась Света, – и вообще, здесь очень маленькие классы… – во второй группе училось всего семь человек, а весь интернат не дотягивал и до тридцати. Аня криво улыбнулась:
– В последний раз новенькую привозили два года назад… – она кивнула в сторону Софии, – мы здесь все сироты, наши родители погибли… – про себя, Аня, мрачно добавила:
– Или были расстреляны. Может быть, родителей Светы тоже расстреляли, а ей просто не говорят… – она взяла смуглую руку:
– Но так даже лучше. Мы здесь давно, и все подружились. Ты тоже со всеми сойдешься, обещаю. Ребята у нас хорошие… – на цвет кожи новенькой девочки никто не обратил внимания. Павел пожал плечами:
– У нас жили китайские ребята, они сейчас уехали на родину. Здесь есть дети с Кавказа, из Средней Азии. Мы ко всем привыкли… – Павел не мог отвести глаз от изящного очерка ее лица, от гладкой кожи, цвета темного каштана, больших, робких глаз. Тяжелые, курчавые волосы, она стягивала в небрежный узел:
– Ты тоже высокая, – откашлявшись, заметил мальчик, – хотя это София у нас всех переросла… – Света кивнула:
– Моя мама была высокая. Она героиня, она сражалась военной медсестрой, освобождала лагерь Равенсбрюк. У нее были ордена и медали… – девочка нахмурилась:
– Было жарко, мама носила парадный китель, белый. Мы с ней куда-то ехали. Маме уступили место, но она не села. Это, наверное, случилось в Москве… – она помнила большую, черную собаку, Пирата, плеск воды, далекие очертания гор, на горизонте:
– Скалистые горы, – подумала Света, – наверное, папа или мама выросли на ранчо… – дальше все становилось смутным. Она слышала грохот бомб, треск выстрелов, вдыхала соленый запах крови:
– Это было на войне, – напомнила себе Света, – где погибли мама с папой. Они были коммунистами, они сражались с американскими захватчиками… – в голове зазвучал низкий, вкрадчивый голос:
– Тебя спасли, милая, переправили в расположение советских войск. К сожалению, потрясение вызвало болезнь, но мы тебя лечим, и ты скоро оправишься… – Света, твердо, сказала себе: