Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ)

– Мы погуляем, с Дружком и ляжем спать пораньше, – ласково сказала Наташа, – кто-то сегодня вдоволь накупался, как рыбка в море… – Марта нахмурила рыжие бровки: «Кто так говорит?» Наташа улыбнулась:

– Просто говорят, милая… – Саша высунулся в гостиную: «Я готов». От мальчика пахло «Шипром», он завязал галстук и даже надел запонки:

– На каникулах можно носить штатское, – смеялся Саша, – а у меня ранние каникулы… – через неделю, после годовщины революции, Журавлевы летели в Куйбышев. Саша возвращался в Ленинград:

– Вы осторожней, – велела Наташа, – в девять вечера чтобы были дома. Саша, присматривай за Марией… – девочка возмутилась:

– Мама, он на полгода меня младше! Весной меня примут в комсомол, а ему далеко до билета… – она заметила в кармане пиджака Саши книжку:

– Ты идешь танцевать или читать, – поинтересовалась Маша, спускаясь по лестнице, – не можешь бросить своего «Овода» в оригинале… – швейцар открыл перед ними тяжелые двери санатория. За воротами Саша взял ее под руку:

– Ты сама говорила, что бегала в кино на него… – он похлопал по книжке, – раз пять, не меньше… – в недавнем фильме Овода сыграл молодой актер, товарищ Стриженов. Отец Машиной школьной подружки работал в министерстве культуры. Девочка принесла в класс черно-белые фото:

– Это с Ленфильма, – она разложила снимки на подоконнике женского туалета, – рабочие моменты съемок и актерские пробы… – у входа выставили двух девочек, разворачивающих младшие классы:

– Выбирайте, – подружка оглянулась, – фото Стриженова по рублю, остальные полтинник… – Маша заложила снимок актера, в костюме Овода и кандалах, в свой экземпляр романа:

– Ты тоже ходил, – сердито сказала Маша, – ты вообще хочешь стать, таким, как Овод… – Саша кивнул:

– Да. Он настоящий коммунист, герой, как мой папа. Интересно… – он вытащил книгу, – кто такой мистер ди Амальфи… – томик дореволюционного издания, Саша купил в букинистическом магазине на Литейном проспекте. Он прочел:

– Автор благодарит мистера Пьетро ди Амальфи за неоценимый вклад, в создание романа… – Маша хмыкнула:

– Наверное, революционер, сподвижник Гарибальди. В любом случае, я уверена, что Овод тоже танцевал, например, с Джеммой… – они с Сашей танцевали и танго, и вальс. В перерыве они уселись с мороженым на скамейки, амфитеатром окружающие площадку. Орудуя палочкой в крем-брюле, Маша предложила:

– Можно, кстати, сходить, на «Княжну Мери»… – Саша вытянул длинные ноги в безукоризненно отглаженных брюках:

– Конечно, тебе нравится Лермонтов на внешность… – Маша прыснула: «Дурак». Мороженое закапало на скамейку, Саша поднялся:

– Держи платок. Я выброшу и принесу лимонада. Еще пара танцев, и пойдем домой… – официально на площадку детей не допускали, но документов здесь никто не проверял:

– Мы с Сашей оба высокие, и выглядим старше своих лет… – Маша вытерла руки, – но жалко, что оркестр играет только старые песни… – она услышала незнакомую музыку.

На девочку повеяло теплыми пряностями. Низкий голос вежливо сказал на ломаном русском языке:

– Товарищ, вы позволите… Окажите мне честь, танец… – Маша решила:

– Интурист, наверное, из Венгрии или Польши. В Ялте много отдыхающих из социалистических стран… – подтянутый высокий мужчина носил отличный летний костюм серого льна, с неизвестным Маше значком на лацкане:

– Алый флаг и пятиконечная звезда. Он коммунист, но какой партии… – у него была крепкая рука, на запястье поблескивали стальные часы военного образца. Маша покраснела:

– Я говорю по-немецки и по-французски, товарищ… – неизвестный обрадовался:

– Excellent! Vous me dites sur Komsomol… – оказавшись на площадке, Маша, смело спросила:

– Вы француз? Это значок французской компартии… – играли танго, но девочка не узнавала мелодию:

– Это какая-то новая… – он покачал головой:

– Значок с моей родины, товарищ. Символы борьбы с буржуазией, нашей приверженности марксизму-ленинизму. Я кубинец… – его голубые глаза сверкнули:

– Это финское танго. Летом я участвовал во Всемирной Ассамблее Мира, в Хельсинки. Оттуда я приехал в СССР…

Маша ахнула:

– Вы революционер… – красивые губы коротко улыбнулись:

– Скажем так, домой мне больше не вернуться… – ее каблуки стучали по деревянному полу танцплощадки. Осенний ветер шелестел золотыми листьями каштанов. Маша взглянула на едва заметную седину в его светлых волосах:

– Я думала, что все кубинцы темноволосые… – легко закружив ее, он отозвался:

– Я из испанской семьи… – девочка даже остановилась:

– Вы, наверное, воевали и в… – он посмотрел поверх ее головы:

– Да, в Испании. Впрочем, то дело давнее… – оркестр заиграл Утесова. Кубинец, поклонившись, отвел ее к скамейкам.

Горничная принесла Наташе стальной термос с горячим какао и бумажный пакетик с бакинским курабье и ореховой нугой.

Печенье Журавлева взяла для себя. Младшая дочка не любила сладости:

– То есть она любит, – поправила себя Наташа, – но только простое варенье, вроде клюквенного, или ржаные пряники. Мороженое она всегда выбирает самое дешевое, пьет газировку без сиропа… – Наташа подумала: