Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ)

– Поедем к коровкам, – ласково говорила Цила, усаживая дочерей, – вы попьете парного молочка… – девочки мычали. Гамен, взлаивая, мчался за велосипедом:

– Старшего Гамена мы похоронили у развалин замка, – сквозь сон Циле слышались голоса дочерей, – Маргарита поставила камень, над холмиком. Она плакала, бедная. Гамен с ней прожил всю жизнь…

Шипперке умер тихо, ночью, лежа на ковре, в спальне Маргариты:

– Ему было семнадцать лет, ее ровесник, – поняла Цила.

После окончания школы, перед отъездом в Лувен, на первый курс университета, Маргарита провела лето, работая санитаркой в рудничной больнице. Виллем присоединился к бригаде горных спасателей:

– Эмиль предлагал ей забрать младшего Гамена в университет, но Маргарита сказала, что девочкам с собакой лучше… – Элиза и Роза сначала ползали, потом ковыляли, а потом и побежали за Гаменом. Пес ночевал в детской, деля с двойняшками кровать.

Цила дремала, уронив голову на кухонный стол:

– В Остенде они не вылезали из воды. Эмиль строил с девочками песочные замки, а Гамен гонялся за чайками и лаял на весь пляж. Тиква сидела с книжкой, то есть с очередными рассказами Аарона… – из Лондона в Мон-Сен-Мартен приходили пухлые конверты, с отпечатанными на машинке рукописями:

– Он сначала посылает рассказы тебе, – поинтересовалась Цила у старшей дочери, – только потом в отдает в журналы… – Тиква покраснела:

– Аарону важно мое мнение. После школы он, кстати, едет в Париж. Он хочет поработать в театре, пожить в мансарде, на Монмартре… – Эмиль вмешался:

– Разумеется. Перебиваться вареными яйцами и кофе. Ты, наверное, тоже отправишься в столицу Франции… – девочка собиралась стать актрисой. Тиква зарделась еще сильнее:

– Посмотрим. Консерватория есть и в Брюсселе. Но Маргариту скоро навестит гость, именно из Парижа… – девушка подняла голову от учебника:

– Джо едет в паломничество, – голубые глаза заблестели, – он будет в Лизье, а мы недалеко… – Виллем хмыкнул:

– Недалеко. Ночь на поезде. Но для любящего сердца, это вовсе не расстояние… – потянувшись, Маргарита треснула его по голове анатомическим атласом:

– Язык укороти, месье барон, – предупредила девушка кузена, – не лезь не в свои дела… – Виллем закатил глаза:

– Я, всего лишь, рассчитываю на место шафера, на твоем венчании… – Маргарита вернулась в кресло:

– Не раньше, чем твоя невеста возьмет меня в подружки… – Виллем что-то пробурчал. Девчонки копошились на ковре, юноша пообещал им:

– Вырежу для каждой свой Ноев Ковчег, чтобы вы не ссорились… – на Песах шахтеры преподнесли дочкам месье доктора искусно сделанный ковчег, с фигурками животных и птиц. Элиза с Розой никак не могли поделить игрушку:

– Роза бойчее, она старшая, но Элиза хитрее… – подумала Цила, – она утаскивает фигурки, прячет их под ковер… – девочки родились с разницей в пятнадцать минут. Принимал двойняшек сам Эмиль:

– Он сделал вид, что ему надо помыть руки, но он, кажется, плакал, – вспомнила Цила, – прямо в родильном зале. И потом он плакал, когда пришел ко мне в палату… – вечером девочки цеплялись за отца:

– Казку, папа, – требовали двойняшки, – только папа…

Тиква тоже рассказывала сестрам сказки и развлекала их марионетками, но, когда Эмиль проводил вечера дома, девочки висели только на нем:

– В поселке их называют, наши цветочки, – Цила вдохнула сладкий, детский аромат, – они, и правда, словно розы, в больничном саду…

Летом Цила ставила коляску рядом с куртинами фиалок и маргариток, у фонтана. Скульптуру заказали мастеру, из Брюсселя. По краю бассейна рассыпались бронзовые лилии, символ святых Елизаветы и Виллема. Среди цветов поселилась семья пеликанов, олицетворения самопожертвования. Журчала вода, мирно сопели девочки, солнце играло на золотистых волосах Элизы, в темных локонах Розы:

– Она похожа на Эмиля, и глаза у нее тоже темные. У Элизы они цвета лаванды, как у меня… – длинные ресницы Цилы подрагивали. Она заснула на кухне, вымыв посуду после ужина. Адель с Генриком отправились в гостиную, к роялю. Улицы погрузились во тьму, краем уха Цила уловила стук двери:

– Или это ложка стучит, я двойняшек кормлю… Тетя Эстер ушла, сказала, что она ненадолго. Надеюсь, она не поедет на демонстрацию, искать дядю Авраама или Шмуэля. Они так и не возвращались… – Цила вспомнила усмешку Эстер:

– У вас в Мон-Сен-Мартене женское царство… – кровь прилила к щекам:

– Тогда я тоже покраснела. Но еще ничего не понятно, может быть, все из-за волнения…

Опять что-то застучало, Цила встрепенулась. На столе лежали ключи от машины. Лицо доктора Горовиц было усталым, осунувшимся. Она курила, прислонившись к плите, карман жакета оттопыривался:

– Собирай вещи, – велела Эстер, – вы с Аделью и Генриком уезжаете из города, прямо сейчас.

Циона смотрела на затылок шофера, прикрытый зеленой фуражкой службы госбезопасности. Машина, трофейный опель, пахла старыми окурками. Их с Максимилианом, предупредительно, усадили на заднее сиденье, сопроводив офицером, объясняющимся на немецком языке. Еще один гэбист, как о них думала Циона, устроился впереди.

У нее в ушах звучал холодный голос Макса: