Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ)

– Джон заказывал мне французскую эссенцию, из Парижа. Если с Максом что-то случится… – она не хотела думать о таком, – я могу сделать вид, что у меня временно помутился рассудок, что я сбежала из Банбери, не понимая, где нахожусь. Но я не хочу возвращаться к Джону… – она была уверена, что муж ее примет:

– Он загонит меня в глушь, и будет приезжать на выходные, словно в личный бордель… – она брезгливо подышала, – хватит, я не могу больше его терпеть… – за свою судьбу Циона не волновалась. Она считала, что русские, господин Яаков и господин Нахум, мертвы:

– Их расстреляли, вместе с Берия. Советский Союз забыл обо мне, у них много других забот… – ручка двери зашевелилась. Циона подобралась, разгладив юбку:

– Сейчас мне скажут, что меня отпускают. Может быть, извинятся передо мной… – вдохнув запах сандала, она испугалась:

– Но если Макса нашли, если его привезли сюда? Все отрицай, делай вид, что ты его не знаешь. Джон всегда говорил, что надо настаивать на лжи до конца. Тогда ложь превратится в правду и тебе поверят…

Циона не успела рвануться к двери. Побелевшие пальцы вцепились в венский стул, кровь отхлынула от щек. Господин Нахум, в отменно сшитом, твидовом костюме, при итальянском галстуке, прислонился к косяку:

– Я рад вас видеть, милочка, – почти весело сказал русский, – наша разлука, кажется, закончилась.

Подвальные камеры в тюрьме здания госбезопасности на проспекте Андраши почти не отличались от помещений, где Авраама держали на Лубянке. Он лежал жесткой койке, по привычке устроив ладони поверх серого, тонкого одеяла. Здесь тоже запрещали закидывать руки за голову, сидеть на койке ночью или опускаться на нее днем.

Сквозь прикрытые веки он рассматривал привинченный к полу, крутящийся табурет. Стол, вернее, доска, здесь тоже имелся, но Авраам хмыкнул:

– Зачем? Книг мне не выдают, бумаги с карандашом не позволили… – как и на Лубянке, ему оставалось только складывать в голове очередную статью. Авраам вспомнил о давнем разговоре с его светлостью:

– Джон жаловался, что в архивах замка черт ногу сломит. Его предок навещал Святую Землю, участвовал в крестовом походе, был сподвижником короля Ричарда Львиное Сердце. Джон хотел отыскать сведения о его жизни… – рискуя окриком из зарешеченного окошка, он почесал ноющую голову, забинтованными пальцами:

– Надо порыться в сохранившихся монастырских документах. Мы с Эстер обещали Шмуэлю, что приедем в Рим, весной, всей семьей, проверим, как он устроился. Я хотел поработать в библиотеке Ватикана… – доктор Судаков намеревался добраться и до Италии, и до Израиля.

Пальцы, отчаянно, болели. Доктор в форме госбезопасности наложил повязку на искалеченные ногти:

– В прошлый раз я заново выучился печатать и стрелять, и сейчас справлюсь… – Авраам не хотел терять надежду, – но протезов жалко, – он провел языком по кровоточащим деснам, – протезы были новые, хорошие… – он сходил к дантисту летом, получив приглашение в президиум конференции:

– В университете намекали, что звание профессора мне почти обеспечено. Даже мои левые взгляды не помешали, хотя на факультете много левых… – Аврааму казалось забавным, что сторонников мира с арабами называют левыми:

– Мало найдется таких ненавистников коммунизма, как я, но у нас всех гребут под одну гребенку. Фрида тоже считает, что надо пойти на соглашение с Египтом, как мы сделали с Иорданией… – Шмуэль в политических баталиях за обеденным столом не участвовал. Иосиф, приезжая из армии в отпуск, ядовито говорил сестре:

– Посмотрим, как ты запоешь, когда тебе придет повестка о призыве. Но тебе не придется стрелять, женщин не берут в боевые войска. Будешь варить кофе генералам и носить за ними бумажки… – Фрида вздергивала изящный, веснушчатый нос:

– От службы я не откажусь, это мой долг. И я не собираюсь сидеть секретаршей, есть более интересные занятия. Я свободно говорю на арабском… – Иосиф ухмылялся:

– Как и половина Израиля… – девочка поджимала красивые губы:

– На английском, французском, немецком, идиш… – старший брат зевал:

– Еще половина Израиля. Ты займешь место Шмуэля, за пишущей машинкой, в Кирие… – дочь хотела стать археологом:

– Она молодец, – ласково подумал Авраам, – устроила музей в кибуце, в добавление к природному. Маленький, но она все хорошо организовала…

Раскопки еврейского поселения, неподалеку от Кирьят Анавим, продолжались. Летом Фрида, с одноклассниками, помогала археологам. В музее девочка собрала осколки керамики, древние ножи и несколько римских монет. Авраам вспомнил изящную шкатулку, найденную учеными летом:

– Красивая вещица, ее привезли в Израиль из Рима. У римлян был доступ к Балтийскому морю… – янтарь оправили в потускневшее серебро. Под лупой виднелись почти стершиеся буквы: «Julia Anna donum, LXXXIV».

В восемьдесят четвертом году Римом правил младший брат завоевателя Иерусалима, Тита, император Домициан. Фрида, едва дыша, рассматривала шкатулку:

– Это подарок Юлии Флавии… – дочь, наизусть выучила римскую историю, – единственной дочери императора Тита. Она стала любовницей Домициана, своего дяди… – Авраам вскинул бровь: