Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Но охрану с площади не сняли, – присмотрелась Густи, – из-за тети. После взрыва, в прошлом веке Ганновер-сквер находится на особом режиме наблюдения… – Густи лично листала старую канцелярскую папку, с пожелтевшими бумагами времен королевы Виктории. Под выписанным каллиграфическим почерком распоряжением красовались инициалы V.R. Прочитав ровные строки, Густи с удивлением взглянула на тетю: «Вечно?». Марта хмыкнула:

– Она сделала приписку: «До соответствующего распоряжения правящего монарха», однако все последующие монархи продлевали действие указа… – на площади круглые сутки дежурили две машины охраны. Появление Густи на Ганновер-сквер с незнакомцем вызвало бы у коллег по Секретной Службе ненужные подозрения. Девушка не хотела, чтобы Александр, приятный молодой человек, студент-историк из Западного Берлина, привлек к себе внимание Набережной:

– Я даже тете Марте ничего не сказала, когда она звонила из Балморала, – поняла Густи, – я сделала вид, что после визита к Моли пошла в кино на «Оглянись во гневе»…

В кино они с Александром не попали. На Лестер-сквер гудела возбужденная толпа. «Бен-Гур», долгожданная голливудская премьера, выходил на экраны в пятницу. В воскресенье кассы открыли предварительную продажу билетов на фильм. Оглядев извивающиеся очереди, Густи махнула рукой:

– Бесполезно, мистер Александр. Пойдемте лучше в Национальную Галерею, я вам покажу картины… – помня об осторожности, Густи не распространялась о тете или дяде Максиме, не говорила о жизни в Берлине или о гибели отца с мачехой. Свободный немецкий язык она объяснила своими способностями:

– Я будущий филолог, – небрежно сказала Густи, – у меня хорошие задатки… – она удивилась тому, что герр Шпинне не учил латыни:

– Вообще это обязательный предмет, для историков и лингвистов, – заметила девушка, – я считала, что в Германии бережно относятся к традиции преподавания… – Александр развел руками:

– Я занимаюсь немецкой историей прошлого века, я не специалист по средневековью… – незаметно проверив его несколькими вопросами, Густи решила, что юноша говорит правду. Герр Шпинне, по его словам, приехал в Лондон ради практики в английском языке. Юноша посещал языковые курсы по соседству с квартиркой Густи на Брук-стрит:

– Живет он в Блумсбери… – прислушавшись к шуму в ванных, Густи щелкнула зажигалкой, – его пансион действительно значится в телефонной книге…

Затянувшись сигаретой, она присела на дубовые ступеньки лестницы. Китайский фарфор поблескивал в старинных, запертых витринах. На резной индийский сундук парни и Полина навалили уличные куртки и пальто:

– Полина растет таким же сорванцом, как мальчики, – усмехнулась Густи, – вокруг нее трое ее ровесников и двое старших кузенов… – она показала Александру портрет бабушки Тео, кисти Изабеллы ди Амальфи, жанровые полотна ее сына, Франческо, и вещи из коллекции Экзетеров. Девушка и мистер Шпинне разделили церемонный пятичасовой чай, в кондитерской на Трафальгар-сквер. Густи взглянула на букетик роз, в антикварной серебряной вазе, на мозаичном столике:

– Александр мне подарил. Он хорошо воспитан, хоть он и сирота… – юноша упомянул, что потерял отца на фронте, а мать в бомбежке:

– Может быть, папа и вел тот бомбардировщик, – поняла Густи, – ладно, войну мы не обсуждали, и не собираемся обсуждать… – они говорили о Сартре, которого читал Александр:

– О Флобере, о Голсуорси… – Густи потянулась, – а не о научной фантастике или куропатках… – она могла не опасаться вопросов тети. Марта долго распространялась о куропатках и оленине из Балморала:

– Мы каждый день охотимся, – заметила тетя, – мясо и птицу я отправлю в Лондон для рождественского стола. Слушай, что с ними надо сделать…

Вспоминая Александра, Густи все пропустила мимо ушей. Завтра они с юношей шли в Британский музей:

– Завтра позднее открытие, до восьми вечера. Мы встречаемся у входа, в шесть… – Густи тоскливо подумала о завтрашней стопке советских газет у нее на столе, в кабинете на Набережной, – очень удобно, вторую половину дня я в университете… – ее букетом роз никто не заинтересовался. Мальчишки спорили о причинах колебаний поверхности Луны в очередной серии американской постановки:

– Насчет куропаток я позвоню миссис Мак-Дугал, – решила Густи, – она приедет в город и все сделает. Завтра Александр проводит меня домой после музея. Я забегу на Брук-стрит, приберусь, куплю кекс к чаю, то есть к кофе. Он немец, он предпочитает кофе… – у юноши были большие, серьезные серые глаза, в темных ресницах. Густи он неуловимо кого-то напоминал. Девушка нахмурилась:

– В Национальной Галерее висела картина дедушки Франческо. Казнь Лавуазье в Париже. Среди зевак он написал тетю Констанцу, то есть мистера Констана, во фригийском колпаке… – Густи была уверена, что видела на полотне похожего на Александра человека: