– Хорошо, что мы не взяли детей на концерт, – подумал он, – словно на свидание пришли. Но это по-дружески, она ясно все сказала, еще на военной базе… – услышав о концерте, Фрида закатила глаза:
– Даже Адель туда не идет… – девушка осталась в кибуце, – там играют такое… – дочь ловко изобразила что-то вроде звука пилы:
– Стравинский в первом отделении, – добродушно сказал Авраам, – во втором Шостакович… – Фрида выдула пузырь розовой жвачки:
– Все равно, словно камнем по стеклу. Тиква с Ханой и Аарон в Тель-Авиве, пусть они поддержат Тупицу. Тем более, что у нас завтра школа… – Авраам погладил дочь по рыжим кудрям:
– Ладно, сидите дома, учитесь… – получив счет, он подмигнул Анне: «Я сейчас». Расплачиваясь у стойки, он подумал о полете в Париж:
– Воскресенье, совсем скоро. Мы выследим фон Рабе и Эйхмана, привезем их в Израиль, они взойдут на эшафот. Фрида никогда не узнает, чья она дочь, а насчет незаконнорожденности я ей скажу позже, когда она подрастет. Впрочем, какая разница? Для любящего мужчины это не станет препятствием… – отправляясь на концерт, он наткнулся на Эмиля Шахар-Кохава. Парень восседал на лавочке у столовой:
– Дядя Авраам, – завидев его, подросток вскочил, – а вы с мамой когда вернетесь из Тель-Авива… – Авраам отозвался:
– Поздно, вы третий сон будете видеть… – оставив сдачу на чай, он хмыкнул:
– Почему Эмиль так обрадовался? Наверное, они собрались на вечеринку. Как говорится, кот из дома, мыши в пляс. Они подростки, пусть развлекаются… – он подумал, что Тупица, наверное, тоже спит:
– После таких концертов он отдыхает до полудня. Адель завтра поет в Габиме. Остальная молодежь, наверное, тоже отправилась в пансион… – он краем глаза видел, как Аарон Майер усаживает девушек в такси. Вернувшись к столику, Авраам взглянул на часы:
– Еще нет полуночи. Дождь прошел, если хочешь… – он замялся, Анна кивнула:
– Давайте прогуляемся до моря. Я бы съела мороженое… – темные локоны женщины удерживала шелковая заколка. Пышная роза расцветала алыми лепестками:
– Работа Сабины, – понял Авраам, – и платье на ней красное. Ей идет этот цвет, Роза носила такие вещи… – на улице пахло соленым ветром, жарящимся фалафелем, сигаретным дымом. Стучали каблуки Анны, мягкая рука легла ему на пиджак:
– Я давно ни с кем не ходила к морю, – она несмело улыбнулась, – если не считать детей… – Авраам вспомнил маленькую квартирку на набережной, где он ночевал с Розой:
– Монах опять женился, а ведь он мой ровесник. Жена его на двадцать лет младше. От него и ребенка можно ждать на старости лет. Но ведь нам еще не было пятидесяти… – он напомнил себе, что Анна замужем:
– Замужем, и любит своего мужа. Ей нравится быть со мной, я по глазам ее вижу, но это дружеское. Оставайся рядом с ней, вот и все… – он взял женщину под руку:
– Тира я тебе не обещаю, но мороженое мы съедим… – на углу переулка припарковали темный форд. Проходя мимо машины, Авраам подумал:
– Из ведомства Коротышки. В ресторане сидело много дипломатов, наверное, их пасут. Надо позаниматься перед отлетом с Иосифом, погонять его по догматам католицизма. Телеграмму Деборе я отправил, уверил ее, что с Аароном все в порядке. Клара с Джованни присмотрят за детьми, а к Песаху я вернусь… – он объяснил Анне, что едет во Францию читать лекции:
– Я только маленькой девочкой была в Париже, – грустно сказала женщина, – папа обещал повезти меня в Италию, но началась война… – Авраам коснулся ее руки:
– Еще поедешь, я уверен… – они шли по бульвару к морю, в форде включили двигатель. Михаэль Леви опустил особую камеру, делавшую ночные снимки:
– Раввинскому суду это не представишь, – холодно подумал он, – никаких доказательств измены у меня нет, но я и не хочу с ней разводиться. Мне нужно прикрытие для работы. Хотя припугнуть ее не мешает, если понадобится… – выехав на бульвар, он повел машину к своей квартире.
На ночных дежурствах во внутренней тюрьме армейской разведки резервисты обычно играли в карты. Они лениво шелестели газетами, обсуждая футбольные матчи, или тянули шоко, взгромоздив ноги на стол. Семейных мужчин, отслуживших в армии, ставили на ночные смены:
– Как будто мало нам бессонницы из-за младенцев, – усмехались парни, – хотя здесь, по сравнению с домом, стоит тишина…
Тюрьма помещалась на окраине Тель-Авива, по дороге к аэропорту Лод. Бывшую британскую военную базу армия заняла после обретения независимости, двенадцать лет назад. Казармы и бараки перестроили, заложив подвальный этаж. Охранники сидели в дежурке, отделявшейся от главного коридора тюрьмы массивной дверью. Комнату оборудовали экранами наблюдения, передававшими изображения из камер. В случае тревоги охранники блокировали доступ в коридор и вызывали подкрепление. Красная телефонная трубка надежно покоилась на месте: