А несколько позднее Татьяна Федоровна писала: «Я надеюсь, ты получила “завещание”, и многое тебе станет ясно. Где все эти вещи, которые перечислила Ирина в завещании? Мы ничего не получили, только два захудалых коврика и серебряные вилки и ножи. Где все картины? Серебро и хрусталь?!
Я не могу понять, зачем было брать костюмы из Большого театра, отцу никогда не принадлежавшие, когда они имели настоящие, которые были сделаны по эскизам больших русских художников? Почему они, “Глинки”, не посоветовались с нами, не спросили, если сами не знали? Они заявили, что они все прекрасно знают, и что я и мой брат Федор выжили из ума и ничего не помним. И опять-таки люди, которые пишут биографию отца, даже не позаботились узнать, как звали моего деда, папиного отца. Написали “Иван Иванович Шаляпин”. Когда его имя и отчество Иван Яковлевич.
…Вот так все и делается. Стыдно становится за Советский Союз! Я знаю людей из Соединенных Штатов, которые уже были на улице Чайковского, в музее, и которые имеют отношение к искусству, они с удивлением спросили меня: “Написано в журнале: «Жил и творил Шаляпин»”. Где же он творил и работал, когда зал, в котором, наверное, “творил и работал” Шаляпин, битком набит мебелью и на стенах зеркала? Все это вредит акустике и нет места артистам репетировать! Вот… что происходит, когда доверяют такую важную работу (как создание музея Шаляпина) некомпетентным людям. Надеюсь, что министр культуры, будучи интеллигентным человеком, поможет многое изменить. Мне неприятно, когда критикуют Советский Союз. Если хочешь, то, пожалуйста, можешь показать мое письмо кому нужно…»
Вершители культуры, начиная с министра Захарова и кончая музейщиками «глинками», как называли их дети Шаляпина, не только не хотели знать, каким быть музею Федора Ивановича в Москве, но если чем-то и интересовались, то только материальными ценностями, оставшимися после смерти Ирины Федоровны Шаляпиной. И решили, что с каждым из заинтересованных лиц следует поговорить один на один.
Первый разговор Арцибашева и Федоровой состоялся у Ирины Александровны Дальской, считавшей себя крестницей Ф.И.Шаляпина и подругой его дочери.
— В их квартире на Кутузовском негде было повернуться; сундук на сундуке до потолка. Вещами были забиты и все антресоли. А сколько картин… Много серебра, антиквариата. У Ирины Федоровны были изумительные кольца, броши, колье. Показывала она мне и печатку Федора Ивановича с драгоценными камнями. (В описи комиссии ничего этого найти не удалось. —
На вопрос: «И все это исчезло?» собеседница ответила: «Как в воду кануло. Лично я ничего в шкафу, где она хранила бриллианты, не обнаружила. Ну, помните, когда мы брали одежду для похорон».
Обсуждение здоровье Ирины Федоровны, естественно, коснулось непонятно для чего проведенной операции. Именно доктор стал владельцем обручальных колец Ф.И.Шаляпина и Иолы Игнатьевны. (Непонятно, почему. —
После похорон хозяйки квартиры всеми делами по передаче или, наоборот, по приемке вещей в будущий музей занимались Пашков и Савченко, а саму Дальскую уже к «делам» не допускали.
История с фамильными ценностями и мемориальными предметами еще больше запуталась. К исчезнувшим бриллиантам добавились картины и скульптуры, каминные часы и хрустальные вазы, и библиотека.
Следующим должен был быть разговор с Пашковым, но к нему следовало подготовиться. Одних знаний о том, что было в квартире Ирины Федоровны Шаляпиной-Бакшеевой, было мало.
Нужен был документ — завещание. В нотариальной контроле № 11 на Кутузовском проспекте нашли это самое «завещание».
«29 мая 1970 года… Все мое имущество, какое ко дню смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы такое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю: брату моему Шаляпину Борису Федоровичу и сестрам Шаляпиной Лидии Федоровне и Черновой Татьяне Федоровне в равных долях каждому…»
Перечня имущества не было. Сотрудники конторы сказали, что перечень можно найти в нотариальной конторе № 1. «Описи вещей» не нашли, но оправдались очень убедительно: «опись хранилась в подвале с другими архивными документами, да подвал дома затопило водой».