Величайшие подделки, грабежи и хищения произведений искусства

Директор бруклинского музея Уильям Генри Фокс вместе со специальным комитетом отобрал более 300 работ 23 живописцев и графиков. Многие из выставившихся приехали в Америку с работами и остались там на долгие годы, как это сделал блестящий портретист Николай Фешин. И если в Париже тон задавали старшие мастера из «Мира искусства», то в Америке рядом с произведениями Л.Бакста, С.Судейкина, С.Сорина, Б.Григорьева, А.Яковлева, В.Шухаева выразительно выставились Н.Гончарова, М.Ларионов, Д.Бурлюк, Н.Ремизов, Б.Анисфельд, Л.Гудиашвили, Н.Патладжан, В.Чернов, А.Федер, Г.Дерюжинский, Н.Кузнецов, А.Маневич, С.Судьбинин. Перемешались все направления: и салонное, и литературно-передвижническое, и ретроспективное, и, конечно, крайне левое.

Выставка была настолько противоречивая, что каждый посетитель мог составить свое представление. Художественные круги Америки сделали удивительный вывод. Совет директоров музея Карнеги в Питсбурге пригласил нескольких русских мастеров сделать персональные выставки в этом, самом престижном, музее современного искусства Америки.

Борис Григорьев, Борис Анисфельд, Василий Шухаев (дважды) выставлялись в залах музея, оставляя каждый раз лучшие из своих работ в коллекциях современной живописи. И будучи мастерами среднего поколения, эти мастера из Петрограда и Москвы, вместе с пришедшимся по душе портретистом И.Фещиным, стали своеобразными маяками русского искусства.

Иначе складывался интерес к русскому творчеству в Берлине, где на первое место выдвинулись художники крайне левых, формалистических направлений, получивших развитие в 10-е годы. Эксперименты с цветом, абстрактные и символистские построения, поиск в размещении на плоскости пятен, передача эмоциональных состояний через цветовое и композиционное воздействие — определили круг русских в Германии. Игорь Грабарь, сам некоторое время обучавшийся в Германии, так характеризует мастеров, творивших здесь:

«В Германии тихо. Никакой спаянной группы здесь нет, а есть только отдельные художники. Снова застрял там Кандинский, двадцать лет просидевший до того в Мюнхене и давно уже по своему художественному складу ставший “немцем”. Приехав в Германию, он сделал свою выставку, успеха не имевшую.

Из других “немцев” Явленский-отец и Явленский-сын работают временами в Швейцарии, как и Веревкина, ничем особо не выделяясь. Наконец, в Берлине работают в данное время Пастернак и Масютин; первый полностью в своем прежнем духе, второй, усердно совершенствуя свой недюжинный стиль и находя новые графические решения».

Академик И.Грабарь видит только то, что можно видеть, а может быть, по старой мирискуснической привычке, тех, кто творит не в стиле, или не в направлении известного объединения, не замечает.

А между тем в обществе «Заря» в Берлине постоянно выставлялись русские эмигранты: Шилтян, Файтенберг, Терешкович.

В галерее группы «Штурм», отпраздновавшей в 1922 году свое десятилетие, непременными участниками были Архипенко, Шершень, Богуславская и Грюнгоф. А в галерее Флейрейма открылась и пользовалась покровительством многих выставка русских художников, приехавших из Берлина: скульптор Надельман, живописцы М.Коган, Евгений Зак, Роман Крамштык, В.Боберман, Ф.Гознасов, Н.Челищев.

Эмигрантская газета «Нуль» называет постоянными экспонентами группы «Штурм» И.Побережного, Л.Дмитриевскую, М.Шагала, О.Царкина.

Приехавшие в Берлин в 1922 году с выставкой из Советской России художники Ф.Малявин и К.Сомов навсегда остались в загадочной стране — эмиграции. Малявин, бывший монастырский служка, бывший ученик И.Е.Репина, бывший гений живописи, выкрав с выставки все свои полотна — более ста, не просто решился остаться один, но заявил газетчикам, что культура «там» гибнет и необходимо спасать все: «церковную утварь, русский язык, живописные полотна и само понятие “культура”…» Ему возражали, его охаивали, ему не верили, но никто, ни из Берлина, ни из Парижа, ни из Нью-Йорка возвращаться в новую страну не пожелал.

Судьбы русской эмиграции — литературной и художественной — к 1930-м годам определились вполне. Редкие выставки, развал обществ, которые могли еще чего-то достичь, и постепенный переезд художников в Штаты. Умирают Зак, Стеллецкий, Яковлев, возвращаются в Россию Коненков, Шухаев. Последними всплесками общей выставочной деятельности стали две выставки «Мира искусства» в 1927 и 1933 годах, большая ретроспективная выставка русского искусства в Праге 1935 года, где были представлены все лучшие имена.

Но, пожалуй, самой громкой и эффектной стала демонстрация театрального и портретного искусства русских мастеров в Брюсселе в мае — июне 1928 года. Дворец искусств представил произведения, связанные не только с Русскими сезонами, давно завоевавшими славу, но творчество мастеров, причастных к балету и опере, драматической, сцене и искусству иллюстрации, что говорило о России как о европейской стране, насыщающей музеи и человеческую память замечательными образами. Новых имен в Брюсселе практически не было.