Величайшие танковые командиры

В своей книге «Проиграть битву» Алистер Хорн цитирует прелестное выражение, бытовавшее во французской армии в 30-х годах: «Машинное масло грязное, навоз — нет». Оно полностью отвечало взглядам французских кавалеристов на механизацию армии. Один из кавалерийских генералов (Брекар) зашел так далеко, что в 1933 предлагал сохранить кавалерию и никогда больше не использовать танки! Но, как и в остальных европейских армиях, консерваторам пришлось смириться с неизбежным. И они сделали это, проявив гораздо больше гибкости, чем их твердолобые британские коллеги. Еще в 1917 в кавалерийских полках появились маленькие группы бронемашин. В 1930 одна из трех бригад кавалерийской дивизии была механизированной, то есть превращенной в мотопехотную. Мелкие группы броневиков сменил целый полк. Как и американцы, французы прибегли к игре слов, назвав броневики пулеметными автомобилями, так как танки могла иметь только пехота. В 1934 была сформирована легкая механизированная дивизия, состоявшая из танковой бригады, моторизованной стрелковой бригады, разведывательного полка, полка буксируемой артиллерии, инженерного батальона и частей поддержки. Она очень походила на экспериментальные бронетанковые соединения других армий, однако ее танки были слишком легкими. Легкая механизированная дивизия была идеально приспособлена для ведения стратегической разведки, являясь в этом плане прямым наследником кавалерии, но совершенно не могла сражаться с танковыми дивизиями. Она понесла тяжелые потери при столкновении с лучше оснащенными и обученными немецкими танковыми силами.

В середине 30-х годов начали появляться зародыши танковых дивизий, в которых тяжелые танки были сведены в батальоны. Но процесс шел мучительно медленно. Только к сентябрю 1939 4 батальона тяжелых танков Char B были сведены в 2 полубригады, в каждой из которых имелся также моторизованный пехотный батальон. Вместе они образовали первую быстроходную танковую дивизию. Должны были появиться и другие, но, как мы увидим, эффективной боевой силой они не стали.

Как Эллис, Суинтон и Рокенбах, Эстьенн имел все меньше и меньше влияния. Поэтому танки медленно уходили со сцены, так как высшее военное руководство не могло или не хотело видеть, что танк может полностью перевернуть характер войны.

Советский рывок

Советский Союз до начала выполнения первого пятилетнего плана в 1929 не выказывал особого интереса к танкам. До этого основным советским танком был «Русский Рено», являвшийся простой копией французского FT-17. Джон Милсом в книге «Русские танки 1900–1970» приводит цитату из истории советской танковой промышленности Д. Бибергана: «Только в 1929, когда началось выполнение первой пятилетки, и наша промышленности начала подниматься не по дням, а по часам, только тогда мы начали производство отечественных танков. Вождь народа товарищ Сталин лично занялся проблемами проектирования танков и поставил его на правильные рельсы».

Правда это, или только уловка Бибергана, чтобы не попасть на соляные копи, мы выяснять не будем. Ясно одно — Советский Союз не предпринял бы таких больших усилий по строительству танков, если бы Верховный Совет не санкционировал это. Народный комиссар по военным делам Ворошилов еще в 1926 призывал создать такие танковые войска, которые превосходили бы по силе все остальные армии. Он требовал и количества, и качества. Для этого следовало построить новые заводы, обучить новых инженеров и техников, которые смогут спроектировать и построить станки, необходимые для строительства танков. Следовало подготовить солдат, способных обращаться с новым оружием. Это привело к созданию секретной танковой школы в Казани на Волге. Она стала совместным советско-германским проектом. Советы надеялись получить технические знания и опыт немцев. Сами немцы стремились сохранить все в тайне, так как Версальский договор запрещал им иметь танки. Школа была учреждена в 1927, но прошло несколько лет, прежде чем она начала работать по-настоящему. К тому же обе стороны абсолютно не верили друг другу. Например, Ворошилов считал, что война между ними совершенно неизбежна. Учитывая влияние Климента Ефремовича Ворошилова на танковую промышленность, он вполне заслужил упоминания в этой книге. В конце концов он стал маршалом Советского Союза, хотя был скорее политиком, чем солдатом. В 1934 он стал народным комиссаром обороны (просто перемена титула) и оставался в числе советских политических руководителей до мая 1940. Он отвечал за положение дел в Красной Армии, когда генерал Павлов фактически разгромил советские танковые части. Ворошилов частично виноват в столь скверном повороте событий в финскую войну и в катастрофическом начале Великой Отечественной.