В сентябре 1944 года союзники попытались высадиться у Арнема: план с треском провалился, не только приведя к огромным жертвам как среди военных, так и мирного населения, но и вызвав жестокую месть немецких властей. В одну ночь все жители Арнема — под угрозой расстрела — были выселены из города в никуда. Три тысячи человек в следующие недели погибли от голода и болезней…
Семье ван Хеемстра повезло: у деда Одри был дом в Вельпе, деревушке неподалеку от Арнема, и они укрылись там — впрочем, уже через пару дней и дом, и все окрестные строения были забиты беженцами. Не было ни еды, ни медикаментов, даже элементарных удобств… Самые отчаянные пробирались в опустевший Арнем и искали еду в брошенных домах, рискуя нарваться на патруль. Однажды Одри пришлось несколько дней просидеть в подвале, питаясь шестью яблоками и половиной буханки хлеба, после чего у девочки началась еще и желтуха. Все это, несомненно, наложило свой отпечаток на внешность будущей звезды: ее хрупкая, тонкая фигура и огромные, словно испуганные глаза — явные следы тех тяжелых лет.
Как писал в своей книге об Одри Хепберн Александр Уолкер, выжила Одри только благодаря чуду. Однажды, еще в 1942 году, ее мать смотрела кинохронику и среди заключенных увидела своего давнего знакомого Майкла Берна. Ночью она вместе с бывшей владелицей этого кинотеатра — он, как и прочее, был конфискован немцами, — пробрались в проекторскую и вырезали из пленки несколько кадров с лицом Берна. Позже по фотографии с помощью Красного Креста удалось установить, где именно содержался Берн, и, к его огромному удивлению, он получил от Эллы огромную посылку с едой. Чего стоило ей собрать столько продуктов, можно только догадываться… В конце войны его репатриировали, и он стал переписываться с Эллой. «Элла в отчаянии написала мне, — рассказывал Берн, — что ей нужно новое чудодейственное лекарство — пенициллин, но его невозможно найти в Нидерландах, разве только за огромные деньги, которых у нее, естественно, не было. Не могу ли я ей прислать несколько пачек сигарет? (Цена за которые поднялась на черном рынке невероятно высоко.) И я посылал ей сотни и тысячи сигарет». Баронесса продавала эти сигареты на черном рынке и на вырученные деньги покупала для Одри лекарства и еду. Позже Одри говорила, что у тех дней, когда Голландия стала свободной, был «запах английских сигарет».
Нидерланды были освобождены войсками союзников 5 мая 1945 года — на следующий день после того, как Одри исполнилось шестнадцать лет. «Когда война закончилась, я была благодарна Богу за то, что я еще жива, и я знала, что человеческие отношения значат больше, чем богатство, или карьера, или даже еда. Я быстро выросла, потому что, в столь юном возрасте, я уже знала о страдании и ужасе», — вспоминала она.
Много лет спустя Одри узнала, что ее отец в самом начале войны был арестован как член английского фашистского союза за «связь с представителями вражеского государства» и провел пять лет в лагерях — его освободили лишь в апреле 1945 года. Эту тайну ей тоже приходилось скрывать.
«У меня почти не было настоящей юности, — признавалась Одри журналистам много лет спустя, — очень немного друзей, совсем мало радости в том смысле, в каком ее понимают подростки, и совершенно отсутствовало ощущение собственной безопасности. Удивительно ли то, что я стала таким замкнутым человеком?.. Мне кажется, что тогда я была старше, чем сейчас».
Конечно, с приходом свободы в Нидерландах прежняя жизнь не началась в одночасье: многие города лежали в руинах, не хватало рабочих рук, денег и продовольствия. Пока Одри болела, ее мать зарабатывала как могла. Воспользовавшись своими связями, она получила работу в Амстердаме, где лечилась ее дочь: сначала закупала продукты для ресторанов, которые снова открывались один за другим, затем стала сотрудничать с иностранными фирмами, осмелившимися вернуться в полуразоренную страну. Баронесса едва сводила концы с концами, но ей удавалось оплачивать лечение Одри, а после — ее уроки балета, к которым девушка постаралась вернуться, как только смогла держаться на ногах.