Тем тяжелее было разочарование от полного провала «Зеленых особняков»: потратив полтора года на исследование джунглей, три миллиона долларов на воссоздание дикой природы в условиях студии (потому что в реальных джунглях, как оказалось, слишком темно для киносъемок) и кучу нервов и времени на сами съемки, Мел Феррер в итоге снял скучный, невнятный, не в меру пафосный и морально устарелый фильм, с треском провалившийся как в прокате, так и у критики.
И Мел, и Одри были на грани отчаяния. Он поставил на этот фильм слишком много — возможность вернуть себе былую популярность и доверие киностудий, их совместную с Одри работу и финансовое благополучие. А Одри, которая ввязалась в эту работу только ради Мела, теперь оказалась под градом критики. Как они оба поняли, их прежнее обещание работать вместе было ошибкой…
В январе 1959 года началась работа над следующей картиной, и ее тут же одолели дурные предчувствия. Вестерн «Непрощенная», посвященный — по замыслу режиссера — проблемам расизма и дискриминации индейцев, снимался в Мексике, посреди выжженной солнцем прерии, а Одри играла индейскую девушку, воспитанную белыми поселенцами. Мало того — непосредственно перед началом съемок Одри, к своей неописуемой радости, обнаружила, что снова беременна, и ее больше занимало собственное здоровье, чем указания режиссера. Но во время съемок в январе 1959 года она, упав с лошади, сильно повредила спину: теряющую сознание от боли Одри по разбитой дороге привезли в клинику, где обнаружились переломы четырех ребер, двух позвонков и растяжение лодыжки. Относительно ребенка врачи не смогли сказать ничего определенного… Пережить боль и волнение Одри помогла Мари-Луиз Абэ — прототип сестры Люк, — специально приехавшая, чтобы поддержать актрису.
Работу над фильмом Одри пришлось заканчивать в специальном корсете. Но критики не оценили ее героизма: фильм снова провалился, и хотя в основном ругали режиссера, который так и не смог донести своих грандиозных замыслов до зрителя, доставалось и Хепберн: ее сочли слишком утонченной для необразованной девушки из мексиканских прерий.
Мел увез жену долечиваться в любимый ими обоими Бургеншток, где в мае 1959 года у нее произошел выкидыш. Она очень тяжело переживала эту потерю: впала в жестокую депрессию, заперлась в доме, ничего не ела… Феррер понял, что спасти положение сможет только новая беременность — и уже летом это случилось. Полгода Одри боялась сделать лишнее движение, и пока Мел снимался в Италии и Франции, безвылазно сидела в Бургенштоке. «Не проходит ни одного мгновения без того, чтобы я не думала о малыше. Я подобна женщине, заточенной в монастыре и считающей часы до своего освобождения», — признавалась она журналистам. Своего сына, родившегося в клинике Лозанны 17 января 1960 года прежде срока, Одри назвала Шон, что значит «Дар Божий».
Прекрасная леди
Через полгода счастливая Одри снова вернулась в кинематограф. «Мне кажется, что любая женщина, только став матерью, реализует себя. Я уверена, что для того, чтобы стать по-настоящему хорошей актрисой, способной играть самые разнообразные роли, доступные мне в моем возрасте, необходимо было пройти через опыт рождения ребенка, — признавалась она журналистам. — Раньше я этого не понимала. Теперь я это знаю». Ей предложили главную роль в экранизации романа Трумана Капоте «Завтрак у Тиффани» — на сей раз бывшей принцессе предстояло сыграть девушку легкого поведения. Хотя сама она уже давно воспринимала себя не «девушкой-эльфом», но зрелой женщиной, первая роль такого плана потребовала от актрисы не только всего мастерства, но и определенной решимости. Холли Гоулайтли была во многом полной противоположностью Одри: общительная, совершенно без комплексов и без привязанностей, легкомысленная, взбалмошная девица ни в чем не походила на замкнутую, строгую к себе Хепберн. Однако роль увлекла ее; через некоторое время Одри даже решила, что у них все же есть что-то общее: в то время, когда Одри жила в Лондоне, она вела примерно такой же образ жизни. «Она утратила жизненные основы. Была совершенно растеряна. Но продолжала притворяться с тем же упорством, что и я. И у нее была своя яркая индивидуальность, — говорила Одри в одном из интервью, — которая выражалась в полном отсутствии определенной индивидуальности».