— Но он три дня назад отправился в Марнери, — сказала Белл. — Он должен предстать перед судом за присвоение награбленного в Эйго.
— Да, — вздохнула Лессис, — в душе он остался мальчиком-драконопасом, несмотря на все то, что мы подозреваем в его происхождении. Он должен предстать перед судом, эти обвинения нельзя снять. Он признал ввоз золота.
— А можно отложить суд?
— Его однажды уже отложили на десять месяцев. Теперь он обязан состояться.
— Тогда нам самим тоже надо вернуться в Марнери? — удивленно поинтересовалась Селера.
— Да. Мне очень жаль вынуждать тебя ехать, но ты вела этот случай с самого начала. Я бы даже сказала, что теперь ты знаешь его достаточно хорошо. Ты должна продолжить начатое, по крайней мере, пока не пройдет кризис.
— Тогда нам надо взять койку на «Сорго», он отплывает с отливом.
Лессис заметила, что Белл недовольна необходимостью поездки в Марнери.
— Да, это хорошая мысль, — она потерла руки. — Вы обе будете заниматься этой работой. Будьте уверены, перед вами непростая задача.
Молодые ведьмы поднялись, плотно сложив перед грудью ладони, и низко поклонились Великим Ведьмам, самим Королеве Птиц и Королеве Мышей.
Когда они вышли, Рибела повернулась к Лессис.
— Я начинаю думать, что на этом витке борьбы мы достигли оптимальной позиции. Стратегическое положение значительно улучшилось. Мы можем давить на саму Падмасу.
Лессис вынуждена была согласиться:
— Ворота Падмасы открыты. Имея в наших руках как Эхохо, так и Туммуз Оргмеин, мы можем пробиться через горы и вторгнуться во внутренний Хазог. Вдобавок наш союз с Чардхой начал давать плоды. Чардханцы набирают свежую армию для нападения на Падмасу с запада. А мы успешно уговорили кассимцев вернуться обратно в Альянс.
— Да? — Рибела еще не слышала об этих достижениях на дипломатическом фронте.
Лессис продолжала:
— Поражение, которое они потерпели, удерживало их в покорности, но теперь Великий Король услышал об успехах Чардхи, а совсем на днях — и о падении Эхохо. Теперь он опять отважится поднять свой штандарт. Но хватит ли у него духа отправить армию на север в Падмасу — пока неясно.
— Но одно уже возвращение в борьбу Кассима усилит давление на Падмасу.
— А наш скрывшийся враг Сауронлорд, как быть с ним?
Это была та область, которой занималась Королева Мышей.
— Он все еще лежит в Хаддише. Глубоко в восстановительной комнате.
— А то существо, о котором я тебе говорила, разум-левиафан, который поднялся при падении Мирчаза?
— А мог ли это быть настоящий разум-левиафан? Не химера ли это, которую так долго выискивали?
Лессис пожала плечами:
— Я не могу утверждать, что понимаю такие вещи.
— А я могу?
— Ты понимаешь их, сестра. Ты понимаешь их лучше любого из смертных.
Наступила тишина.
— Ну что ж, возможно, и так. Во всяком случае, мальчик знает больше, чем он открыл нам.
— Я не чувствую угрозы со стороны Релкина. Синий отметили его.
— Ваакзаам Великий отметил его тоже. Он видит лучше, чем все смертные вместе взятые. Он увидит их метку. Он узнает, что Синни вмешались, нарушив свою клятву. Угроза и ненависть, бурлящие в груди Ваакзаама, не позволят ему простить такие раны.
— Мальчик никогда не сможет вернуться к нормальной жизни. Я послала инструкции, чтобы наша Служба сама разместила его и держала под пристальным наблюдением и строгой охраной.
Его дракон точно так же должен быть защищен. Обманщик придет за ними.
— Ах, — сказала Рибела, — бедный паренек, его мечты никогда не сбудутся.
Глава 3
Под стремительно бегущими облаками торговое судно «Лилия» пробивалось сквозь длинные перекатывающиеся волны. Выйдя три дня назад с островов, оно не теряло времени зря и воспользовалось ровным южным ветром. Трехмачтовая, с прямым парусным вооружением, трехсоттонная «Лилия» несла груз текстиля и рафинированного сахара. На ее борту, ко всему прочему, была еще и дюжина пассажиров, включая драконира первого класса Релкина из Куоша.
Когда солнце утонуло за западным горизонтом, Релкин, облокотившись на леер с подветренного борта, упивался морским воздухом. Он смотрел, как огромные волны надвигаются на них, поднимают нос корабля, а затем пробегают под леером и исчезают за кормой.
Он ехал домой. Возвращался в Драконий дом в Марнери, к своему дракону. Как он соскучился по этому огромному зверю.
Дракон был для него семьей, которой он никогда не знал. Релкин привык к постоянному соседству существа с таким хорошо знакомым низким хриплым голосом. Он молился, чтобы Курф не сделал ничего безрассудного или опасного для здоровья виверна. Уж если кого среди мальчиков-дракониров и надо было заменить, так это в первую очередь Курфа. Парень во сне и наяву видел себя в роли музыканта.