Величие и печаль мадемуазель Коко

Шанель звала и меня покататься на яхте, и Бенни был так любезен, что присылал мне приглашения, шоколад и фрукты, но я отказывалась. Мне очень хотелось путешествовать, хотелось увидеть черное подземное озеро нефти, хотелось почувствовать на себе, что такое шторм в открытом океане… Но я не желала мешать парочке, и я боялась снова вызвать ревность матери. У меня с Бенни получалось беседовать, а вот с Шанель — не очень. У нее гораздо больше общих тем было с Мисей. Мися, вездесущая вульгарная Мися, не отстала от матери даже после того, как та шагнула в высшее общество. Она являлась в Итон-Холл, чтобы залечить свои сердечные раны и пожаловаться на жизнь. Мися очень подурнела за последнее время и страдала, кажется, всерьез. Ее супруг, кругленький и грязноватый Серт, влюбился в девятнадцатилетнюю юную девушку с экзотическим именем Русудан. Ее отец был губернатором в России и бежал оттуда от революции, как и многие в то время. Но сумел устроиться и дать детям образование и обеспечение — до такой степени, что Русудан, которую друзья называли Русси, решила учиться ремеслу скульптора и за уроками явилась в мастерскую Серта. Без приглашения и предупреждения красотка заняла место в мастерской супруга Миси, а потом и в его податливом сердце, и на ложе любви.

Мися рыдала в нашей парижской квартире, размазывая по лицу макияж всех цветов радуги.

— Она так прекрасна! Так свежа, так молода! Пепельные волосы, серые глаза, белая кожа… Я собиралась задушить ее, выцарапать ей глаза и бросить в Сену, но увидела ее… И все… Я влюблена!

Меня перекосило от отвращения. Всякие связи между женщинами всегда были мне противны. Это было наследием обители, где гомосексуальные связи осуждались пуще традиционных. Я знала, что Мися по развращенности своей натуры не чурается никакими способами утолять страсть, но такой разгоревшейся я видела ее впервые. Зрелище было препохабнейшее. Пожилая Мессалина рыдала и трясла внушительным, уже несколько обвисшим бюстом.

— Я пригласила ее на ужин. Потом на обед. Потом на бал. Выбрала для нее туалет. Русси блистала. Я гордилась ею, словно своей дочерью. У меня ведь могла бы быть дочь такого возраста! Мы всюду появлялись втроем, как будто мы — настоящая семья. На Рождество мы подарили Русси открытый автомобиль. Ее папаша, этот самодур, выгнал ее из дома и клялся застрелить нас. Он полагал, что мы развращаем его дочь! Идиот! Я люблю ее, как своего ребенка, как Богоматерь, как самого чистого ангела!

Горюющая Мися переходила на родной польский язык, сыпала ругательствами и богохульствами.

— Тебе следовало быть осмотрительней. — Шанель получала возможность вставить словечко в этот страстный монолог. — Не нужно приводить соперницу к собственному семейному очагу…

— Матка боска, разве я знала? Я читала книгу! Там было написано — сделать именно так!

— Какую книгу? — простонали мы с Шанель на два голоса, переглянулись и засмеялись. Как я любила эти моменты!

— Вот! — Мисия извлекла из сумочки томик, из которого торчали многочисленные закладки, распахнула на какой-то известной ей странице и прочитала с завываниями, с интонацией провинциальной актрисы:

— «Возвращаясь со службы и заставая Другую у себя дома, ваш муж привыкал видеть в ней уже не героиню романа, но что-то вроде предмета домашнего обихода. Сперва эта неожиданная дружба забавляла его. Ему казалось, что он царит над вами обеими. Но очень скоро близость между вами и Другой стала более тесной, чем между ним и ею. Две женщины гораздо быстрее найдут общий язык…» И дальше, слушайте: «Ваш триумф оказался блистательным, хотя и тайным: однажды, когда вы предложили мужу втроем совершить туристическую поездку в автомобиле, ваша борьба завершилась окончательной победой. Вы втайне ликовали. Муж с раздражением воскликнул: «Ну нет!.. Снова эта женщина!.. Не понимаю, что ты так с ней носишься!» — «Разве ты сам не находил ее приятной?» — «Приятной, — пробурчал он, — приятной?.. Можно любить хорошее вино, но зачем постоянно прополаскивать им рот… А потом, по правде говоря, мне гораздо больше по душе быть с тобой вдвоем». — «После этого Другая постепенно исчезнет из вашей жизни». Поняли вы? Исчезнет!

— Кто написал эту чепуху? — Шанель небрежно посмотрела на переплет. — Господин Моруа… Господин Моруа ничего не понимает в семейной жизни. Он старый холостяк или зеленый юнец. Господи, Мися, почему ты не пришла за советом ко мне?

— Но ты же никогда не была замужем! — вскричала Мися, вытирая грязноватым платком радужные разводы со щек.

Я думала, Шанель откусит ей голову одним махом, но мать только рассмеялась.