Величие и печаль мадемуазель Коко

— Я проснулась на рассвете и вдруг поняла, что в эту самую минуту Дяг умер. Вендор развернул яхту без лишних разговоров, и, выйдя на берег, я встретила Мисю. Она шла к ювелиру, чтобы продать свое ожерелье. Эти деньги предназначались на похороны Дяга. У него не было отложено ни одной монетки, он все отдал балету, а средства Миси ушли на лечение. Я оплатила похороны… Ах, Вороненок, какая красивая была церемония! Дягилев оценил бы ее, если бы мог видеть. На рассвете по каналам Венеции плыли гондолы, на первой — черной с золотом — покоились останки Дяга. Во второй сидели мы с Мисей и все его друзья, а в третьей — шестеро православных священников, все, которые были в Венеции. Они читали молитвы прекрасными голосами, словно ангелы, и эхо их голосов разносилось над водой. Вся процессия направилась к острову Сент-Мигеля, к кладбищу жителей Венеции, и там мы закопали Дяга. Он заснул вечным сном под кипарисом… Как это было красиво! Какой покой был в этой церемонии! Мне хотелось немедленно лечь под кипарис рядом с ним!

Я слушала, словно она рассказывала мне волшебную и страшную сказку. Она ненавидела разговоры о болезнях и смерти, так что эта беседа была настоящим откровением.

И я положила ее руку себе на лицо, чтобы она почувствовала, что мои слезы высохли. 

Глава 10

Шанель очень серьезно отнеслась к вопросу профилактики болезни Альцгеймера. Она заказывала блюда средиземноморской кухни, приказывала употреблять оливковое масло вместо животного жира и, кроме того, ввела в домашний обиход шахматы — как тренировку для ума. На мой взгляд, ей вполне хватало пищи для ума, но она вскоре изрядно выучилась играть. Я подарила ей шахматы, сделанные каторжниками на каменоломнях, — фигурки из черного и белого мрамора, сделанные грубо, но с наивной старательностью. Она не оценила подарка, и вскоре кто-то подарил ей драгоценный раззолоченный набор на доске из черного дерева и слоновой кости. Ими она и играла — порой и с герцогом Вестминстерским.

Вендор стал частым гостем в Рокебрюне. Это местечко располагало к себе: отличная пристань для яхты, потрясающий вид с виллы, достойные соседи — лорд Бивербрук и лорд Ротерман, владелец газет «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Дейли мейл», «Ивнинг ньюс». Тут можно чувствовать себя свободно вдали от посторонних глаз: Шанель даже слугам наказывала как можно реже попадаться на глаза. Рыбалка, шахматы, идиллические прогулки по оливковой роще… Герцог писал акварелью виды Рокебрюна, а Шанель, встав на цыпочки, тянулась заглянуть ему через плечо. Что за идиллия! Но порой этой экстравагантной парочке наскучивало уединение, они вскакивали в автомобиль и мчались в Монако, словно их по пятам преследовали черти. Там в казино они проигрывали огромные суммы в баккара и рулетку, и возвращались на рассвете, опустошенные, довольные.

Между ними все так же было не все гладко. О, конечно, в «Ла Паузе» атмосфера была привольней, чем в Итон-Холле. Но именно здесь противоречия между ними стали более явными. Чаще, чем звуки поцелуев и любовное воркование, слышались ссоры, и пару раз, как мне показалось, прозвучала и пощечина.

— Между вами не все гладко? — Я нарушила когда-то данное себе обещание не вмешиваться в личную жизнь матери и немедленно поплатилась за это.

— Ты полагаешь, это твое дело? — холодно спросила она.

Она была не в духе — накануне Вендор отчалил, и тут же досужие сплетники донесли до нее слушок насчет какого-то интимного ужина в Монако. Все же Шанель сделала над собой усилие.

— Наши отношения длятся уже пять лет. Мы перешли Рубикон. Мы должны пожениться или расстаться. В этом все дело.

— Это возможно? Ваша свадьба? — удивилась я.

— А почему нет? — снова ощетинилась Шанель.

Я подумала. Нет, препятствий к этому браку не было. Герцог Виндзорский мог жениться, на ком ему было угодно, махнув рукой на правила уходящего уже времени. Было бы желание! Но если было и желание, и возможность, тогда что мешало им?

Ответ был очевиден, менее наивная и более искушенная в жизни девушка могла бы догадаться сама. Увы, мне, чтобы получить весь объем информации, пришлось прибегнуть к недостойному поступку. Я подслушала. Но я не хотела этого делать, и только нежелание обнаружить свое присутствие заставляло меня слушать дальше.

— Ты же знаешь, darling, мне нужен наследник, — нежно выговаривал матери герцог. — Ты прекрасна, весела, ты внушаешь мне жизнелюбие, но время летит быстро, старость не за горами. Кому я передам свое имя и состояние? У меня есть две дочери, которые отдадут мои деньги чужому человеку взамен на его имя. Сомнительная сделка!

Я застыла от ужаса на скамье под оливой, где до сумерек просидела со свежим «Вестником психиатрии» в руках. Вечер был знойный, но теперь я почувствовала, что озябла.

— …если бы несчастный мальчик не умер от приступа аппендицита… Его смерть оставила зияющую дыру в моей душе. Я не могу спокойно смотреть на детей, любой крестьянин, одаренный многочисленным потомством, счастливее меня. Подари мне сына, мадемуазель Габриэль, и я буду всю жизнь у твоих ног.