Я также вспоминал о перенесенных им в предыдущем путешествии трудностях и горьком разочаровании, когда он продвинулся так далеко, но вынужден был вернуться — с большим риском для собственной жизни. Я задавал себе все эти вопросы, выдвигал доводы и контрдоводы, пока мы шли сквозь сумерки в тот день, и все время приходил к одному и тому же выводу. Если мы доверяли Скарсдейлу до сих пор — в моем случае, совершенно слепо — то были в конечном счете правы, продолжая доверять ему вплоть до грани того, что многие назвали бы в тех обстоятельствах безумием. И когда я остановился на этом выводе, на сердце у меня полегчало.
Мы не видели и не слышали ничего интересного на этом отрезке похода, за исключением того, что ветер теперь дул сильнее, временами переходя в довольно сильный бриз, а медленное ритмичное биение, похожее на удары сваебойной машины, звучало громче и более отчетливо. Мы с Ван Даммом вели тележку по довольно легкому участку, чуть поднимавшемуся в гору, что меня совсем не утомляло. В основном я шел сзади и толкал тележку, а Ван Дамм тащил ее за собой спереди и время от времени придерживал груз рукой.
Скарсдейл вышагивал впереди с обнаженным револьвером наготове; шествие замыкал Прескотт, также с заряженным и взведенным оружием. У обоих были включены фонари на касках — как на случай чрезвычайной ситуации, так и для усиления пещерного света, все еще тускло разливавшегося из какой-то невообразимой дали над нашими головами. Местность постепенно менялась; стены ровной долины, подобной той, что привела нас в Галерею мумий, мало-помалу смыкались, образуя большой туннель около сорока футов в поперечнике. В этом месте Скарсдейл решил остановиться на ночь: любому непрошеному гостю, вздумавшему напасть на нас здесь, пришлось бы пересечь большой участок открытого пространства.
Мы провели спокойную ночь, поочередно дежуря по два часа на посту часового; на этот раз мы не ставили палатки, а просто спали под открытым «небом». Ван Дамм нашел где-то в багаже масляную лампу и в ее успокаивающем золотистом свете сидел допоздна (мы все еще измеряли время земными днями и ночами), производя в записных книжках свои бесконечные алгебраические вычисления.
Одной из самых удивительных вещей в экспедиции, на мой взгляд, был тот факт, что руководители, судя по всему, знали о ее цели неизмеримо больше рядовых участников. И все же мы трое были вполне довольны тем, что следовали за ними, используя свои познания и навыки и не задаваясь серьезными вопросами, которые занимали сложные умы Скарсдейла и Ван Дамма. Я знал, что они, конечно, расскажут нам все, когда будут готовы, но это доказывало высокую степень доверия к ним со стороны таких высококвалифицированных специалистов, как Холден и Прескотт. Я провел час в подобных размышлениях после полуночного дежурства, и моим последним видением перед сном был Ван Дамм, протирающий свои очки в веселом свете лампы.
К шести утра мы позавтракали и упаковали вещи, а вскоре после этого отправились в путь. Ночью никто из часовых не видел ничего подозрительного; тем не менее, Скарсдейл велел Холдену и Прескотту, катившим тележку, установить пулемет на треногу и подготовить его к немедленному использованию. Профессор также приказал всем нам, в дополнение к имеющемуся оружию, носить с собой ракетницы. Речь шла не столько о сигнализации — в конце концов, для этого у нас была радиосвязь, — сколько об освещении объектов, которые нам понадобилось бы рассмотреть и исследовать.
Несколькими днями ранее мы уже пробовали стрелять из ракетниц в надежде оценить высоту и протяженность свода гигантской пещерной системы. Но ракеты, эффектно освещавшие облачные дали, оказались на удивление непригодными для этой цели. Выпущенные в «небо», они уходили вверх на сотни футов и после взрыва горели слабым свечением под слоями туманного пара, который скрывал от нас потолок пещеры и создавал иллюзию небосвода. Однако по мере приближения к земле их свет казался ослепительным в сравнении с тусклым освещением, ставшим для нас привычным. Для обнаружения наземных целей они были бы несравненно полезней. Я, конечно, ворчал про себя, будучи вынужден носить громоздкую и тяжелую ракетницу, но позднее осознал ее полезность, а однажды эта ракетница даже спасла мне жизнь.
Вскоре после того, как мы начали дневной переход, туннель сделался уже — теперь он был шириной около тридцати футов — а затем начал разделяться на ответвляющиеся туннели и коридоры. Когда мы впервые за все путешествие натолкнулись на развилку, Скарсдейл решил вопрос довольно просто. Он выбрал самый большой туннель, идущий на север, по которому дул теплый ветер. За главным туннелем, как назвал его Ван Дамм, стояла цель, и этим принципом мы руководствовались и в дальнейшем.