Великая Белая Бездна

Боясь и надеясь, я побежал обратно по туннелю к усиливающемуся свету, зовя профессора. Мне отвечало лишь отвратительное эхо моего собственного голоса, который, казалось, разносился по мучительным милям туннелей и замирал под Черными горами, у бесконечно далекого входа в эту обитель отчаяния. Мой страх перед похожими на слизней существами на мгновение сменился еще большим ужасом от того, что я остался в полном одиночестве посреди этой мерзости.

Эта мысль едва не лишила меня рассудка, и я несколько минут метался взад и вперед по туннелю, совершенно обезумев. Затем, придя в себя и стиснув дрожащие руки, я заставил свои истерзанные нервы успокоиться. Я мог только предположить, что со Скарсдейлом случилось какое-то несчастье — иначе он ответил бы на мой зов. Но, возможно, он решил самостоятельно исследовать дальние каверны близ Великой Белой Бездны и находился вне пределов слышимости. Или же, что хуже всего, уже не нуждался ни в какой помощи. Успокаивая нервы подобными медленными и кропотливыми рассуждениями, я подумал и о четвертой возможности: Скарсдейл мог уйти по туннелю в противоположном направлении. Но ее я сразу отбросил: это противоречило всякой логике, если только в той стороне не появилось что-то чуждое или необычное.

Прочие размышления вели к одному безошибочному, собственно говоря, неизбежному выводу — я должен был вернуться к Великой Белой Бездне. Живой или мертвый, Скарсдейл должен был быть найден. И мне оставалось только спасти профессора от ужасной участи, постигшей наших товарищей, либо, как ни трагически это звучит, стоять на страже его памяти. Придя к такому выводу, я успокоился, перестал расхаживать по туннелю и проверил свой револьвер и патроны; затем я схватил холщовую сумку и, положив в нее пять оставшихся гранат, отправился в путь.

2

Пройдя всего несколько сотен ярдов, я услышал впереди низкое невнятное бормотание. К счастью, свет становился все более ярким, иначе мужество, возможно, покинуло бы меня. Я крепче сжал сумку и пошел дальше. Сначала я не мог определить направление, откуда доносился звук. Он напоминал слабое жужжание насекомых, какое можно услышать в жаркий летний день при более счастливых обстоятельствах, когда находишься на грани сна.

Но мысль о насекомых в контексте этих отталкивающих подземных каверн была до крайности отвратительной, и моя решимость пошатнулась. Пока я шел по коридору все усиливающегося света, слабое бормотание, казалось, нарастало и отступало, подобно морскому прибою; я надел на лоб свои защитные очки в ожидании момента, когда сияние станет слишком сильным для моих невооруженных глаз. Коварный звук походил теперь на голос человека, еле слышно шепчущего непристойности в одной из далеких каверн, и это было еще более неприятно, если уж на то пошло.

Но я, напротив, ощутил новый прилив отваги. Быть может, Скарсдейл попал в беду и сейчас ползет на четвереньках, пытаясь пробраться обратно ко мне и бормоча мольбы о помощи? Эта мысль заставила меня с шумом втянуть воздух; сама жизнь, казалось, потекла в мои конечности, и я почти бегом двинулся по коридору.

Свет становился все сильнее, омывая волнами черные стены пещеры. Я не видел никаких следов Скарсдейла; в туннеле ничто не двигалось, но в ушах нарастал гул, нисколько не заглушаемый ритмическими вибрациями гигантского пульса, которые вновь звучали все интенсивнее. Я нащупал затычки для ушей и выключил фонарь на каске. Я не был уверен, как долго продержатся батарейки, а фонарь мне нужен был для возвращения.

Я едва осмеливался думать, что могу не найти Скарсдейла — подобная мысль в этих обстоятельствах отдавала чистейшим ужасом. Дыхание беспокойно свистело у меня в горле, когда я торопливо поднимался в гору, гранаты издавали неприятный щелкающий звук, перекатываясь в холщовой сумке.

В правой руке я крепко сжимал револьвер, палец лежал на спусковом крючке, но мне никак не удавалось унять дрожь в руках. Какая-то странная условность заставляла меня по-прежнему надеяться на такое традиционное оружие, как огнестрельное. Мы все видели, насколько неэффективными оказались пули в наших неудачных битвах со слизнями; но привычки так укореняются, что человек продолжает им следовать даже в тех случаях, когда они оказываются бесполезными. Таким образом, не только ученые без всякой пользы цепляются за эмпиризм. Хотя, конечно, ученые давно изменили бы свои методы, в то время как я все еще буквально и бессмысленно цеплялся за свои.

С этими отрывистыми рассуждениями я устремился вперед, в усиливающийся свет, и был готов ко всему, когда приблизился к небольшому изгибу туннеля, отрезавшему меня от каверны Великой Белой Бездны; и все это время в моих ушах вместе с глухим биением пульса все громче звучало невнятное бормотание невидимых шептунов.