Вскоре по всему Виттенбергу разнесся слух о возвращении Лютера и о том, что он будет проповедовать. Народ стекался со всех сторон, и вскоре церковь была переполнена. Поднявшись на кафедру, Лютер с необычайной мудростью и кротостью учил, увещевал и обличал. Упомянув о тех, кто силой пытался отменить мессу, он сказал: «Месса — ненужный обряд, который совершается против воли Господа и который должен быть отменен. Я желал бы, чтобы во всем мире вместо нее совершалась Вечеря Господня, установленная Евангелием. Но мы не должны никого принуждать к этому. Все в руках Господа, и действовать должно Его Слово, а не мы. А почему же, можете вы спросить? Потому что я не держу в своих руках человеческие сердца, как гончар держит глину. Мы имеем право говорить, но не имеем права действовать. Мы должны проповедовать, а все остальное предать в руки Божьи. Если я начну применять силу, к чему это приведет? Только к притворству, формализму, подражательству, лицемерию и появлению различных постановлений… Но во всем этом не будет ни сердечной искренности, ни веры, ни любви. Где нет этих трех добродетелей, там нет ничего, и я не дал бы и гроша за такой исход дела… Своим Словом Господь делает гораздо больше, чем вы и я, и весь мир. Бог завоевывает сердце, а когда сердце завоевано, то завоевано все…
Я буду проповедовать, вести дискуссии и писать, но я не буду никого принуждать, ибо вера может быть только добровольной. Подумайте над моими поступками. Я выступил против папы, индульгенций и папистов, но никогда не призывал к насилию, не возмущал народ. Я только провозглашал Слово Божье; я проповедовал и писал — вот и все. И даже когда я спал… проповедь моя разрушала твердыню папства, что было не под силу никаким императорам и князьям. И все же я не сделал ничего. Все совершено Словом. Если бы я обратился к насилию, то вся Германия была бы залита кровью. К чему бы это привело? Это привело бы к гибели и души, и тела. Поэтому я буду хранить спокойствие, и пусть только Слово действует в мире».
В течение всей недели Лютер ежедневно проповедовал жаждущей толпе. И Слово Божье преодолело напор фанатиков. Сила Евангелия вернула заблудших людей на путь истины.
Лютер не имел никакого желания встречаться с фанатиками, которые породили столько зла. Он знал, что это были мятущиеся, необузданные люди, которые, претендуя на особые откровения Неба, не терпели ни малейшего возражения, ни самого кроткого обличения и совета. Притязая на наивысшую власть, они требовали от каждого беспрекословного признания их прав. Но когда они стали настаивать на встрече с Лютером, он согласился и с таким успехом разоблачил их, что эти самозванцы сразу же оставили Виттенберг.
На время это движение замерло, но спустя несколько лет фанатизм вспыхнул вновь, сопровождаясь еще большим насилием и вызывая еще более ужасные последствия. О руководителях этого движения Лютер говорил так: «Для них Священное Писание — только мертвая буква, и потому-то все они начали вопить: «Дух! Дух!» Я не намерен идти туда, куда направляет их этот дух. Пусть милостивый Господь сохранит меня от такой церкви, в которой все святые. Я желаю быть вместе с простыми, слабыми и больными — с теми, кто сознает свои грехи; кто постоянно взывает к Богу из глубины своего сердца, умоляя Его об утешении и защите».
Один из самых деятельных фанатиков, Томас Мюнцер, был одаренным человеком, который мог бы принести много пользы, если бы шел по истинному пути, но он не принял первоначальные принципы подлинной религии. «Он стремился преобразовать мир, но, как это часто бывает с энтузиастами, забыл о том, что прежде всего преобразование должно начаться с него самого». Честолюбивый, он жаждал власти и видного положения в обществе, не желая быть вторым — даже после Лютера. Он заявил, что реформаторы, опирающиеся на авторитет Библии, тем самым создают еще одну разновидность папства. По его утверждению, именно ему Господь поручил провести настоящую реформу. «Тот, кто обладает этим духом, — говорил Мюнцер, — обладает и истинной верой, если даже он и никогда в жизни не видел Священного Писания».
Эти учителя-фанатики полностью находились во власти эмоций, принимая любую свою мысль и душевное движение за глас Божий, что и приводило к необычайным крайностям. Некоторые из них даже сожгли свои Библии, говоря: «Буква убивает, а Дух животворит». Учение Мюнцера побуждало людей стремиться к чему-то необыкновенному, удовлетворяя их гордость, — ведь их людские идеи и мнения ставились выше Слова Божьего. Тысячи последовали его учению. Он вскоре осудил все порядки общественного богослужения и заявил, что повиноваться князьям — значит пытаться служить и Богу, и Велиару.