Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Отношение социума к неравноправному браку еще в древности отражается в его законодательстве, и мы помним, что в Афинах свободнорожденному человеку был противопоказан брак с рабами, вольноотпущенниками, метеками и даже с ремесленниками, поскольку и те ограничены в гражданских правах. Законным считался только союз между свободным и дочерью другого – полноправного же гражданина. Если равенство правосостояний нарушалось, дети считались незаконнорожденными. Такое же положение сложилось и в Риме. Впрочем, там существовало еще одно сословие – плебеи. Несмотря на то, все они были свободными гражданами своего государства, их браки с патрициями запрещены и дети объявляются незаконнорожденными[480]. Европейская культура, разумеется, не исключение – в этом пункте она мало чем отличается от других цивилизаций. Это неудивительно: стихийно развиваясь по общим законам, она заимствует и чужой опыт. Известно, что и греки, и римляне специально изучали обычаи других народов для совершенствования собственного законодательства. Между тем и для Востока аксиоматичны истины, согласно которым: «…берущие по глупости в жены низкорожденных женщин, быстро низводят семьи и потомков к положению шудры»[481]. Сословные ограничения никуда не исчезают и в Средние века. Так, Салическая Правда предписывает обращение в рабство за вступление в брак с рабом (рабыней)[482]. Сохраняются они и в Новое время, доживают даже до наших дней. Словом, воспрепятствование мезальянсу прослеживается на протяжении всей истории, и уже один этот факт не позволяет объяснить все одними сословными предрассудками.

Может быть, с наибольшей отчетливостью это проступает на самом верху социальной пирамиды. Уже само существование норм династического права свидетельствует о том, что от контроля и подчинения нормам не уходят даже первые семьи доминирующих на континенте государств. Строгая регламентация состава лиц, принадлежащих им, порядка вхождения в правящий «дом», вопросов наследования власти рождалась вовсе не частными интересами венценосных фамилий, не желанием монополизировать их отношение к государственному управлению. Социумом правят законы, независимые от воли и сознания пусть даже очень важных персон. Династическое право – это проявление все той же социальной «гигиены» преемственности, его нормы диктует не воля первых лиц государств, но врожденный инстинкт самого общества. Незыблемость порядка управления составляет залог его устойчивости, если не сказать самой жизни. К тому же наследственные права европейских властителей играют огромную роль и в межгосударственных делах; мы помним, что история европейских войн – это во многом история дележа наследственных территориальных прав. Но если в Средние века династические распри затрагивают лишь отдельные регионы Европы, то в XVII и в первой половине XVIII века они начинают сотрясать весь континент. Война же за австрийское наследство становится прологом к Семилетней, которая фактически становится первой мировой.

Примерами того, как государственный интерес вмешивается в судьбы брачующихся, пестрит история Западной Европы. Известны они и отечественной. Именно действие объективных законов развития общества заставляет скрывать нарушение норм династического права российскими венценосцами. Так, государственной тайной становится брак Петровской дочери Елизаветы с Алексеем Разумовским и венчание Екатерины II с Потемкиным. Известны и открытые нарушения социальных приличий и династических норм. Таков союз самого Петра с Мартой Скавронской, которая после его смерти становится императрицей Екатериной I. Но здесь следует помнить о конфликте интересов враждующих политических партий, которые находят компромисс в ее венчании на царство. Там же, где почвы для компромисса нет, «гигиенический» закон неумолим, и именно его диктат руководит государственной инициативой. 5 апреля 1797 Павел I издал Акт о престолонаследии, определявший порядок наследования престола и принадлежность к Российскому Императорскому Дому. Этот Акт 20 марта 1820 г. был дополнен императором Александром I следующей нормой: «…если какое лицо из Императорской Фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному Дому, в таком случае лицо Императорской Фамилии не может сообщить другому прав, принадлежащих членам Императорской Фамилии, и рождаемые от такого союза дети не имеют права на наследование престола»[483]. Поэтому княжна Долгорукая не обретает никаких династических прав, в браке с Александром II ей присваивается всего лишь титул «княгини Юрьевской». Брак внучки А. С. Пушкина с внуком Николая II Михаилом Романовым приводит к тому, что последний теряет все права на российский престол.

Характерно, что династические «предрассудки» передаются даже сознанию тех, кто, казалось бы, должен быть свободен от них. Так, брак младшего брата Наполеона Джерома с американкой Элизабет Паттерсон был расторгнут, Джером был вынужден жениться на вюртембергской принцессе.