Впрочем, и построенная по всем правилам целостная знаковая система – ничто, где еще не сложились известные поведенческие стереотипы. «Слово» обретает значение только там, где имеется возможность обратить его в «дело» («Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?»)[543]
, а последнее – в «вещь», без этого оно остается мертвым звуком или такой же мертвой графической формой. Меж тем первичным агентом и долгое время единственной средой межпоколенной коммуникации являлась семья; только строй ее жизни был способен выработать поведенческие модели, которым надлежало наполнять собою без них пустые вместилища знаковых форм. Отсюда следует, что целостность семьи имеет большое значение. Только целостная семья способна сформировать максимально широкий спектр поведенческих моделей, способствовать бесконфликтной социализации новых поколений. Лишь полная семья способна обеспечить нормальное физическое, психическое, социальное, эмоциональное и нравственное их развитие.Такая семья обязана объединять как минимум три поколения. Здесь уже приводилось суждение Киплинга на этот счет, и нет оснований спорить с ним. Во многом слепая, рождаемая одним чувством, материнская любовь, равно как идущая от абстрактной рассудочности отцовская строгость, нередко способны нанести вред ребенку. Впервые сталкивающиеся с воспитанием маленького человека, и мать и отец неизбежно совершают много ошибок. Никакое абстрактное знание не способно избавить от них, лишь «опыт, сын ошибок трудных» способен исправить, а во многих случаях и предотвратить их следствия. В свою очередь, опыт – это достояние старших поколений, а значит, дед и бабка столь же необходимы для ребенка, сколь отец и мать. Только там, где любовь и строгость соединяются с житейской мудростью и многое испытавшим сердцем, формирование входящего в мир человека может стать гармоничным. Между тем каналы коммуникации, образуемые современной семьей, в которой первое и третье поколения изолируются друг от друга, в принципе неполны, отсюда и формирование человека – ущербно.
Изоляция поколений ведет к тому, что воспитание новых становится еще более зависимым от сертифицированных посредников в коммуникации между индивидом и социумом. А это значит, что распадается связь не только между дедами и внуками, но и между отцами и детьми.
К тому же в результате такой изоляции значительная часть накопленного опыта умирает, и это также не может не сказаться на общем развитии человека и социума. С одной стороны, оно ускоряется и диверсифицируется, поскольку исчезают какие-то родовые ограничения, предпочтения и фобии, с другой – деформируется, ибо снижается эффективность охранительной роли патриархального «дома». В свою очередь, незавершенность, неполнота психического, эмоционального, нравственного развития ребенка способна резко усугубить следствия. Входящему в самостоятельную жизнь человеку становится труднее найти контакт с другими, возрастает разрыв между собственными и чужими оценками социальных явлений, пониманием единых ценностей. В свою очередь, накопление проблем не может не влиять на сплоченность социума, бесконфликтность его развития. Многие отклонения в развитии отдельно взятой личности регулировались действием внутриродовых механизмов – их утрате достойная замена на более высоком уровне находится не всегда, поэтому, аккумулируясь в едином организме социума, они не могут не лихорадить его время от времени.
Европейская семья современного типа обостряет проблемы социализации и воспитания еще и тем, что порождает совершенно новый тип сиротства. Напомним, что на протяжении тысячелетий оно считалось по отцу, в современных же условиях начинает отсчитываться от матери. Причины этого переворота лежат, с одной стороны, в том, что отец уже не передает своему наследнику ни тайну родового занятия, ни собственный статус, с другой – в резком изменении положения женщины в социуме и в семейном строительстве. (Об изменении роли в семейном строительстве мы еще будем говорить.)
Как уже было показано, социум всегда брал на себя заботу о вдовах и сиротах. Традиция защиты складывалась не одно тысячелетие, и прочно входила в аксиоматическое ядро общего менталитета любого этноса. Разумеется, утрата отца семейства не могла компенсироваться в полной мере, но все же известные механизмы и обязывающие к призрению культурные нормы существовали. К слову, широко распространенная в средние века практика передачи ребенка на воспитание в чужую семью, кроме прочего, о чем уже говорилось выше, служила элементом подобной защиты. Таким образом, с потерей отца ребенок не оставался брошенным. Вместе с тем, необходимо заметить, что социум был практически равнодушен к утрате матери; источники права, памятники письменности гораздо менее красноречивы к этой стороне вопроса. А значит, нет оснований утверждать, что забота социума была достаточной.