Практическими шагами в реформировании официального института семьи стали замена церковной регистрации брака гражданской, упрощение развода и уравнивание в правах всех детей, в том числе и рожденных вне брака (1918 г.), введение нового Семейного кодекса (1926), который уравнял в правах официально зарегистрированную и фактическую семью (сожительство) и до предела упростил процедуру развода и определения отцовства. Дополнительным шагом в создании легальной базы развития сексуальной революции стал закон 1920 г., разрешавший медицинский аборт по желанию женщины. Символом освобождения женщины и мужчины от прежних отношений и прежнего быта стали коммуны, которые организовывались в крупных городах. Поначалу на них глядели как на единственную достойную свободного человека форму общежития. Коммуна должна была заменить собой семью, как отжившую форму социальной организации, писал об этом в 1926 г. А. Залкинд.
Повторим: всякая эпоха, всякое социальное движение имеют свои издержки. Поэтому не станем судить ни наше, ни чужое прошлое. Тем более что его осмысление еще нуждается во времени. Становление современной семьи, не образующей род, завершает эволюцию патриархальной, существовавшей на протяжении нескольких тысячелетий. Однако логика развития того, что остается от ее окончательного распада, еще далеко не ясна (во всяком случае, автору) – «лицом к лицу лица не увидать». К тому же эта логика нарушается действием мировых войн и разрушительных революций, которые выбивают наиболее активную часть населения, радикально меняют образ его жизни (который часто превращается в поиск адекватного способа элементарного выживания), паровых катков миграционных потоков, что влекут за собой смешение культурных парадигм и т. п…
Строго говоря, несмотря на множество дефиниций, сегодня мы даже не знаем, что такое современная семья. Ни передачи статусов, ни преемственности ремесел, ни даже наследования собственности (в полном объеме ее определений) уже нет. Остается некая абстрактная «социальная ячейка», «группа», «союз мужчины и женщины». С уверенностью можно утверждать лишь одно: семья как союз, формируемый представлением о некоем теплом облаке взаимной любви и заботы, которое окутывает человека и укрывает от всех невзгод мира, – это далекая от реальности вещь, не более чем красивая обертка, под которой может скрываться все что угодно. Смелзер пишет, что брак в США основан на любви в большей мере чем в любом другом обществе[540]
. Однако следует с большой осторожностью подходить и к фактору любви и к сравнительным оценкам отношения к ней носителей иноплеменной культуры. Нередко, давление культивируемого всеми средствами массовой информации образца не позволяет человеку признаться в том, что в основе его брака лежат менее романтические факторы, не только посторонним, но даже самому себе, и никакие опросы не способны дать объективную картину. То же касается объединения вокруг так называемых семейных ценностей, строгого определения которым так же по сию пору не существует. А следовательно, не существует и строгих методов оценки действительной приверженности тем расплывчатым материям, которые ассоциируются с ними. В обыденном же представлении господствуют, как правило, заимствованные культурные клише, безотчетное следование которым так же не может не деформировать реальную поведенческую практику. Согласно Б. М. Бим-Баду и С. Н. Гаврову, «Модернизационные трансформации часто представляют собой имплантацию на национальную почву чужих культурных наработок. Во многом вследствие этого меняются нормы, ценности, модели поведения, труда и досуга, принятые в данном обществе. Меняется сама семья, ее социокультурные основания. И эти изменения представляют собой не только достижения и победы, связанные с «приобщением» к чему-то более цивилизованному и желанному»[541]. Словом, и чувства нередко носят чисто показной характер, чтобы демонстрировать приверженность принятым нормам.Единственное, что можно сказать о «сухом остатке», который осаждается на дне реторты после анализа всех определений современной семьи, это то, что она, как пишется в словарях-справочниках, «основана на кровном родстве, браке или усыновлении объединение людей, связанных общностью быта и взаимной ответственностью за воспитание детей»[542]
. Впрочем, и последнее можно принять лишь в ограничительном смысле. Уже не воспитание, но только участие в воспитании новых поколений или, более полно, межпоколенной коммуникаций – вот, собственно, и все, что остается в пределах видимого после всех метаморфоз этого древнего института. К тому же остается социум, который существует исключительно благодаря ее потоку и, разумеется, ее агенту, семье, которая, несмотря ни на какие деформации своей структуры (нам еще придется говорить о них), продолжает играть важную роль в истории.Таким образом, остается ограничиться связью поколений.
Выводы