Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Второй – «Ромео и Джульетта», сцена последнего свидания. Два совершенно разных типажа, Ромео и Глостер, два потока разнополярных энергетик, два совершенно разных текста. Но до дыр зачитываются вторым: в читальном зале библиотеки Оксфордского университета находился экземпляр первого однотомного собрания пьес Шекспира издания 1623 г., где наиболее протертыми оказываются страницы пятой сцены III акта трагедии. При этом заметим, что ее читатели – вовсе не мечтательные барышни и не чувствительные подростки, но (по нормам того времени) уже тертые жизнью мужчины: «…судя по спискам учившихся в Оксфорде и Кембридже, большинству поступавших было 17–18 лет, а кому-то и 21 год»[416]. На фоне двенадцатилетних «отцов семейств» это уже вполне матерые знатоки всего того, что связано с противоположным полом.

Но вернемся от литературных свидетельств к самой жизни молодого честолюбца. Большей частью она проходит при дворе сеньора:

… ему прилично
В его летах и званье быть при нас.
<…>
Нехорошо
Ему дичиться. Мы тотчас приучим
Его к весельям, к балам и турнирам.
Пришлите мне его; назначьте сыну
Приличное по званью содержанье…[417]

Собственно, в этом и состоит ее цель, ибо только там вершится карьера, утверждается статус, формируется система обеспечивающих его социальных связей. Поэтому юноше приходится постоянно совершенствоваться и на поле куртуазии, где правила поведения диктуются весьма влиятельными дамами и воспевающими их достоинства поэтами. Пусть ни те, ни другие не сильны в логике, но равных им в законах контрапункта куртуазии не существует. Меж тем в правилах галантности многое построено именно на нем. Так, (§ 13 кодекса Андрея Капеллана) каждая победа – секрет, но это секрет полишинеля, ибо весь двор должен стать ее свидетелем; каждый триумф сменяется (§ 17) погоней за новым, который, в свою очередь, должен быть удостоверен всеми. Любопытно, что и в русской речи бытовала пословица, отражавшая все тот же, по-видимому, общий порядок вещей: «Лакома овца до соли, коза до воли, а девушка до новой любови». Любопытно и то обстоятельство, что Даль приводит ее не где-нибудь, а в словарной статье «Дева»[418]. Таким образом, всем обычаем, ритмом, духом жизни сеньориального двора молодой мужчина вынужден постоянно совершенствовать свое искусство обольщения и разнообразить его арсенал. Любовь не терпит монотонных повторений.

Смещение гендера в сторону от чрезмерной маскулинности («Он был в пятнадцати больших боях <…> А в обхожденье мягок, как девица»[419]…) начинается именно здесь, при средневековом дворе. Но вместе с этим смещением здесь же происходит и утрата гендерных ориентиров. Другими словами, смещается сам полюс полового притяжения, а значит, все чаще и чаще предметом влечения оказывается уже не Джульетта, но Ромео.

6.5. Перераспределение власти

6.5.1. Явление женщины

Смещение гендера проявляется не только в рождении целого регистра ранее неизвестных обертонов межполовой коммуникации. Собственно, «смягчение нравов» и появление нового рисунка поведенческих реакций мужчины, способных нарушить гендерную ориентацию всего его окружения – это только доступная сенсорике поверхность вещей и, как кажется, одно из самых безобидных следствий происходящих перемен. Значительно более серьезные, которые влекут за собой изменение его места не только в текущей жизни социума, но и в его историческом развитии, заключаются в изменении всего мировосприятия да и самого психотипа мужчины – и эти изменения закрепляются межпоколенной.