«Великая грешница» или черница поневоле

— А лаз в подвал один, матушка.

— Да почему ж один. Их несколько.

— А тайник в монастыре есть?

Игуменья остановилась и, приблизив к лицу Пожарского фонарь, пытливо и строго глянула в его глаза.

— Тебе, какая надобность, сын мой?

— Да ты не чурайся меня, матушка. Вновь повторю: в лихое время живем. Может так статься, что придется от ворога монахинь спасать. Ты уж не таись, матушка.

Алферия, продолжая пристально смотреть в глаза Василия, наконец, молвила:

— Другому бы под пыткой не выдала, а тебе, князь Пожарский, поведаю, ибо душа у тебя чистая и на изменное дело не способна… Вестимо, есть тайник. Пожалуй, ни один монастырь без подземка не обходится.

— Куда выходит?

— За стены обители.

— Добро, матушка. Показать сможешь?

— Да кто ж тебе покажет, если не игуменья.

* * *

Другая неделя разразилась страшной бедой. На рассвете воровские казаки Заруцкого, воспользовавшись беспечностью наемников, стремительно овладели монастырем. Часть наемников была зарублена, но большая часть сдалась в плен.

Василий, как загнанный в клетку зверь, метался по горнице. Дело принимало самый жуткий оборот. Весь двор монастыря был заполонен казаками. Ринуться к келье игуменьи — нарваться на казачьи копья и сабли, тут никакая отвага не поможет. Но что же предпринять, как спасти от погибели Ксению?!

Многие казаки уже ринулись к кельям. Отчетливо заслышались заполошные женские крики, плач и визг.

Хладнокровие оставило Василия. Заткнув за рудожелтый кушак два заряженных пистоля, он бросился к двери, но в тот же миг она раскрылась, и в горницу ввалился крупный казачина с саблей наголо. Пожарский, не раздумывая, выстрелил в «вора» и тот замертво свалился у порога.

Через две-три минуты из Гостевой избы вышел рослый казак в зипуне, шароварах и трухменке, и быстро побежал к келье игуменьи. Во дворе творилось что-то несусветное: гам, восторженные кличи победителей, пальба из ружей и пистолей. Казаки врывались в церкви и кидали в необъятные переметные сумы драгоценные иконы, золотую и серебряную утварь. Несколько воров сняли даже тяжелое позолоченное паникадило и потащили его в двор, дабы рассечь боевыми топорами на куски…

«А как Ивашко Заруцкий с товарищи Девичь монастырь взяли, и они церковь Божию разорили, и образы обдирали и кололи поганским обычаем… и черниц ограбили донага».

Более дикая картина предстала перед Пожарским в длинных сенях келейного корпуса, где воры прямо на полу насиловали молодых монахинь, а из келий доносились душераздирающие вопли. Содом и Гоморра!

Василий распахнул дверь игуменьи и застыл, пораженный увиденным. Алферия лежала на постели с рассеченной головой, а на полу извивалась и громко кричала, изо всех сил сопротивляясь насильникам, обнаженная Ксения. Двое казаков держали ее за руки, а третий, «знаменосец-хорунжий», спустив синие шаровары и оголив зад, приноравливался изнасиловать свою жертву, пытаясь раздвинуть келейнице ее белые ноги.

Неописуемый взрыв ярости захлестнул Пожарского. Он выхватил из ножен саблю и в неумном бешенстве зарубил насильников. Ксения забилась от истерики и рыданий.

— Успокойся, любимая. Я с тобой.

Василий накинул на нее казачий зипун, подхватил на руки и вышел в сени. Воры, занятые блудом, не обратили на них никакого внимания: идет казак с добычей. Пожарский же вскоре оказался в подземном ходе. Было темно, но Василий хорошо запомнил выход из тайника. Когда выбрались на Девичье поле, увидели на нем стреноженных коней.

— Ты куда, станишник? — хохотнув, спросил один из казаков.

— Атаману гарну девчину подарю!

В березовом перелеске Василий остановился и долго приводил Ксению в чувство. Ее била дрожь и она никак не могла прийти в себя; в глазах застыл неодолимый животный страх. Василий прижимал Ксению к своей груди и повторял:

— Я с тобой, родная моя, я с тобой. Все уже позади… Не пугайся, я с тобой. Мы уедем далеко, далеко, где ни один ворог нас больше не достанет.

— В Суздальский Покровский монастырь. Матушка норовила туда нас отправить, — произнесла, наконец, сквозь рыдания Ксения.

— Туда и направимся, любимая… Я всегда буду с тобой.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Десять лет проживал Василий Пожарский в Покровском монастыре, посвятив все эти годы инокине Ольге, сохраняя к ней всепоглощающую любовь. Для того, чтобы постоянно пребывать в монастыре, князь Василий пошел в послушники.

Игуменья обители, изведав, что Василий отменно ведает греческое письмо, обязало его к «книжному» послушанию — переписывать греческие церковные книги на церковно-славянские.

А на Руси произошли бурные события. В 1612 году Ярославль практически стал временной столицей Русского государства, где четыре месяца действовал «Совет всей земли», собирая и накапливая силы для освобождения Москвы от иноземных захватчиков.

Осенью 1612 года Ярославское ополчение, вобрав в себя многочисленные рати из многих русских городов, под началом Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, вышло из Ярославля и освободило столицу от поляков. Деятельное участие в сражениях за Москву принял Федор Михалков.

В феврале 1613 года Земский Собор избрал Михаила Романова на царство.