Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала

Я, увидев наглую ретираду неприятеля, обратил на него тотчас от армии всю тяжелую кавалерию под предводительством генерала-поручика и кавалера графа Салтыкова; а между тем генерал-поручик князь Репнин, познавая, что ни положение места весьма гористого, ни легкость неприятеля ретирующегося не дозволяли ему охватить его своей пехотой, приказал генерал-майорам графу и кавалеру Подгоричани и Текели его атаковать и преследовать, кои с полками гусарскими: Сербским, Ахтырским и Харьковским не замедлившись то и учинили. При первой атаке помянутый генерал-поручик сам был свидетелем, сколь храбро опрокинули неприятеля наши гусары и за ним шли вдогонку, а в подкрепление туда же скакал со всей кавалерией генерал-поручик граф Салтыков. Неприятеля скорую ретираду увидев изза Прута, генерал-майор и кавалер Потемкин поспешил переправить своих егерей и легкие войска, с которыми он шел к оному на поиск. Его узрев в небольшом числе и близко себя, неприятель отделил своей конницы до двух тысяч и атаковал с великим устремлением сей деташемент, однако же подполковник и ордена Святого Георгия кавалер Фабрициан, установив при егерях батарею, производимой из пушек стрельбой не только обратил назад неприятеля, но и подкрепил тем гусар корпуса князя Репнина. Причем отбито у неприятеля войсками помянутого генерал-майора Потемкина одно знамя.

Вся наша кавалерия при сем случае весьма хорошо свое дело исполняла и преследовала верст до двадцати неприятеля, чрезмерно напрягаясь достигнуть его; но он по легкости своей от времени далее ускакивал. Гнаться за ним более усталость лошадей не позволила, как происходило сие в день чрезмерно жаркий. А притом неприятель, убравшись на гору, из устроенных там батарей стал по нашим стрелять, ибо заблаговременно он из лагеря свою артиллерию и обозы отправил, которые с пехотой и успели взойти на высоты под прикрытием многочисленной конницы. С пехотой генерал-поручик князь Репнин преследовал неприятеля верст шесть. А генерал-квартирмейстер Боур более десяти в наилучшем порядке.

Неприятельский урон, по засвидетельствованию генерала-майора и кавалера графа Подгоричани, сочтен до 400 человек в убитых, между коими равную участь имел ханский сын Дели Султан Керим, который, в глубоком яру с сотней выборных турок и татар охвачен будучи, не сдался в плен на предложение ему, деланное от графа Подгоричани, но принудил как себя, так и всю его отчаянную партию перестрелять. С нашей стороны об убитых и раненых подношу ведомость. В плен взяты Агмет-ага Селим-агаси, то есть чиновник из ближайших наперсников Абазы-паши, да ханский секретарь, один турок и один татарин.

Сей неприятельский корпус, по показанию пленных, состоял в 22 тысяч турок и до 50 тысяч татар, под командой Абазы-паши и хана крымского, о чем, так как и о прочих обстоятельствах, присоединяю допрос, взятый от первого из пленных.

Овладев неприятельским лагерем, получили мы одну медную пушку.

Не могу я промолчать перед вашим императорским величеством засвидетельствованной хвалы от частных командиров [командиров частей]– генералам-майорам графу Подгоричани, Потемкину и Текели, полковникам гусарским Чорбе, Сатыну, подполковникам Елчанинову, Пищевичу, Фабрициану, майорам Вуичу, Мисюреву и Зоричу, капитанам Гангеблову, Чалиновичу, Бантышу, Требинскому и Пулевичу, поручикам Шутовичу, Вукотичу, получившему рану, Косавчичу и Кольбеку, что они, имев случай перед другими ближайший, храбро поступали против неприятеля. В преследовании неприятеля при кавалерии всегда находился волонтер лейб-гвардии конного полку ротмистр князь Мещерский, а при гусарах Измайловского – поручик Потемкин.

Долг же мой и собственное испытание обязывает меня, всемилостивейшая государыня, донести справедливость, что, начав от дивизионных командиров, даже до солдат, все были преисполнены мужества и выказали знаки своей нетерпеливости разить неприятеля. Порядок, в коем с разных сторон шли войска атаковать неприятеля, близки будучи друг другу в подкрепление, нанес бы ужас и больше счет разумеющему, нежели наш неприятель, ибо пространность, нами объемлемая, увеличивала в глазах неприятеля число наших сил до ста пятидесяти тысяч. Генерал-квартирмейстер Боур подаваемыми советами и неусыпными трудами во всякой возлагаемой на него от меня должности столько отличает себя в усердии и ревности к службе вашего императорского величества, что самая истина внушает мне смелость всеподданнейше рекомендовать его в высочайшую милость вашего императорского величества, как искусного, храброго и предприимчивого генерала.

Янычар.

Литография. Начало XIX в.

Все чужестранные и наши волонтеры, находящиеся при армии вашего императорского величества, при описываемом действии отвечали своему званию весьма усердно.